Мертвецы продолжали заполнять спальню.
Дима смотрел на штору, колышущуюся от ветра, и ему вдруг стало как-то душно. Хотелось выйти на свежий воздух. На балкон. Но Дима знал, что, выйдя туда, он никогда больше не увидит мать. Хотелось ли такого конца? Нет, не хотелось! Но и выхода другого не было.
Дима шагнул к балкону. Мертвец, открывший дверь, улыбался. Дальше все произошло очень быстро. Дима подошел к бельевым веревкам, натянутым вдоль балкона, дернул за один конец – веревка не поддалась. Начал развязывать узел, но он только еще туже затягивался. Дима дернул посильнее, порезав себе руки, и веревка с треском лопнула.
Что-то совсем негодные веревки. А что, если и другой конец вот так же запросто?
Где-то за шумом голосов Дима услышал голос матери:
– Дима, Димочка, мальчик мой! Что происходит? Кто там с тобой? Сынок, открой!
– Слишком поздно, мама!
Дима сделал петлю и надел себе на шею, ни разу не повернувшись назад. Он знал – твари стоят и наблюдают.
– Скоро, очень скоро…
За спиной раздался громкий стук.
Когда дверь ударилась о стену и в комнату влетели мама и сосед дядя Сережа, Димка шагнул с балкона.
Веревка выдержала.
Генка вышел из магазина, огляделся и направился к парку. Миновав улицу Маршала Жукова, вошел в тенистую аллею, остановился, подумал и свернул с дорожки в глубь парка. Несмотря на раннее утро, в парке в любой момент могли появиться люди, страждущие получить свою дозу алкоголя. Сюда приходили кто со своим, как Геннадий, а кто и поживиться за чужой счет, но уходили все если не счастливыми, то пьяными наверняка. И все это, несмотря на появлявшийся здесь с какой-то своей, известной только ему периодичностью патруль ДПС.
Генка вышел на небольшую поляну, огляделся и достал из кармана четвертинку. Небольшая бутылочка аккуратно легла в мозолистую руку. Он хотел выпить, пока не налетела орда вчерашних… да что тут скрывать, и позавчерашних собутыльников. Чего-чего, а дефицита компании в парке не наблюдалось. Гена жил здесь с самого основания района и наблюдал воочию «разбухание какашки в проруби», как выразился как-то Генкин сосед. Умнейший человек, поэт, а туда же: «какашка в проруби». Тьфу ты! Это он про их родной город. Сначала, в шестидесятые годы, здесь возвели два завода, а уже потом оба предприятия начали обрастать городом.
Иногда Гена задумывался насчет «какашки». Возможно, поэт и прав. Взять хотя бы Дмитрича. Говно говном. Лежит, сука, в их подъезде и воняет. Генка еще ни разу не прошел мимо без каких-либо реплик. А то и пинка даст. Ну не уважал он «чертей». Порой даже подумывал выйти среди ночи и садануть этому отбросу по башке топором. Кто будет искать убийцу бомжа? А ведь когда-то Генка выпивал с Дмитричем. Тогда он говном не был, имел нормальное имя, приличную одежду, жилье и жену. Пока Генка в очередной раз мотал срок, что-то произошло с Анатолием Дмитриевичем. Что-то поломалось в его счастливой жизни. Когда Гена вернулся, бывший собутыльник в неприглядном виде обитал под лестницей. Да и черт с ним! Каждому свое.