— Вот, — сказал адвокат, — это следователь, Арсений Венедиктович Сурмин. Мария Петровна, вам, наверное, доводилось встречаться. Алексей Эдуардович, вы, вероятно, тоже знаете Арсения Венедиктовича….
О том, что нудная церемония представления и обмена любезностями окончена и речь снова об Анне, я поняла, когда все замолчали и уставились на меня. Маман прямо-таки нависла надо мной:
— Анна!
Доктор похлопал даму по ручке:
— Ничего, ничего, мы понимаем…
— Анна Федоровна, — вмешался адвокат, — я рассказал господину Сурмину о вашей осведомленности в вопросах дактилоскопии, и он разрешил пропустить вас на место преступления. Разумеется, я буду вас сопровождать. С нами будет также доктор.
— Большое спасибо, — буркнула я, заворачиваясь в шаль, которая все норовила съехать с плеч.
Шествие возглавила мадам. За ней плелась я. За мной пара — доктор со своим чемоданчиком. За доктором шел адвокат. Замыкал колонну следователь. Открылась дверь, ведущая в коридор. Из коридора мы проследовали в комнату с роялем, через нее — в другую, заставленную горшками и кадками с пальмами. Маман безошибочно находила нужные двери, поэтому наше путешествие не было долгим. Вход в комнату с мертвецом охранял здоровенный мужик в мундире. Наверное, жандарм, или городовой — или кто там у них… Не увидев из-за процессии следователя, мужик бросился заслонять собой дверь. Мы расступились, чтобы следователь мог пройти вперед и отогнать его, а затем вошли — адвокат, доктор и я. Маман осталась с жандармом стеречь дверь.
Сурмин повернулся ко мне:
— И что же вы хотите тут найти?
Надо же! У него и голос именно такой, от которого у каждой нормальной бабы начинается сердцебиение. Я заставила себя переключиться на осмотр места преступления. Мне вообще было трудно сосредоточиться, отвлекала мысль, что все это не взаправду, вот открою глаза — и окажусь в своем теле и в своем времени — на прежнем месте… В девятьсот девятый год вернула шаль, на конец которой я наступила и чуть не хлопнулась под ноги следователю. Со злорадством подумав, как бы кудахтала маман, я сдернула с себя шаль и забросила ее на ширму. Еще бы юбку укоротить… Ограничилась тем, что приподняла ее левой рукой. Правая была занята — под локоток меня поддерживал адвокат. Похоже, со следователем он не просто знаком, а в приятельских отношениях — вон как переглядываются!
— Арсений Венедиктович! Не удивляйтесь, пожалуйста, моим вопросам и дайте слово, что будете честно отвечать на них.
На следователя пришлось посмотреть. В его взгляде читалось раздражение человека, которого отрывают от дела. Понятно, сделал одолжение другу и тем самым прибавил себе хлопот… Выходит, и тогда существовал блат. Не может быть, чтобы следственные мероприятия проходили без протокола, не по форме — хотя откуда я знаю, как было принято проводить следствие сто лет назад? Может, просто писали бумажку и подозреваемого, если он имелся, с этой бумажкой отправляли в суд. А там… Я отогнала от себя видение Анны в образе каторжанки — успею еще насмотреться! — и принялась за дело. Сначала я потребовала принести мне бумагу и ручку — на случай, если мне придется что-то записать — и опять удивление на лицах. А что такого-то? Какого лешего? Первым отреагировал доктор: