— А почему вы не делаете записей? Все запомнили? — вкрадчиво произнес следователь, и я порадовалась собственной предусмотрительности, представив, как бы удивился Сурмин, обнаружив мою оригинальную орфографию, — еще одно очко в пользу докторской версии о моем сумасшествии! Может, и стоило что-нибудь написать? Пусть бы почитали… Ладно, посмотрю, как будут развиваться события…
— Не было ничего такого, что стоило бы записать, — ответила я и замолчала, потому что думала, как бы раздобыть план этой квартиры — мне с моим географическим кретинизмом не справиться без карты с их многочисленными дверями. Вероятно, придется с блокнотом и карандашом обойти все комнаты — да еще и не по одному разу, учитывая несметное количество дверей. Пока я прикидывала, как бы осуществить съемку местности, в комнате возникло какое-то движение: жандарм протопал прямиком к Сурмину и зажужжал что-то ему на ухо, доктор покинул кресло и присоединился к стоявшему у окна адвокату. Тут до меня дошло, что все то время, пока мы со следователем осматривали кровать и прогуливались в поисках улик, Шпиндель безмолвствовал и наблюдал за нами, не сходя с места. Уж не ревность ли это?
— Анна Федоровна, не возражаете, если мы прервем нашу беседу? Ваша матушка просит всех к ней. — Сурмин повернулся в мою сторону. Адвокат тут же предложил мне опереться на его руку, доктор рванул вперед, мы с Антоном за ним, а следователь опять оказался замыкающим. Можно подумать, от меня зависит — идти или не идти…
6. Я наконец-то выгляжу как настоящая дама Модерна, принимаю поздравления и вижу новые лица.
Сначала меня привели в кабинет и оставили наедине с мадам. Маман позвонила в колокольчик, явилась горничная Даша и под бдительным материнским оком одела меня и снова причесала. И где они только взяли всю эту одежду — начиная с чулок и кончая серым и шуршащим платьем? Что, у Анны есть еще комната, где хранятся все эти наряды? Там, где мы были со следователем, горничная не появлялась, а сейчас на мне красовался полный комплект. Сказать, что мне неудобно в этих тряпках, — это не сказать ничего. Ребра стиснуты корсетом. Дышать нечем. Подвязки впились под коленки, а узкие проймы — под мышки. Я пропищала, что не смогу в этом ходить, но маман заявила:
— Хватит с меня твоих глупостей. Вчера ты могла, а сегодня — нет? Иди к зеркалу. Посмотри, как должна выглядеть девушка нашего круга, если ты забыла и это.
И маман удалилась, даже не посмотрев, какой эффект произвели на меня ее слова. Если честно — никакого. Не моя же маман! И я не Анна… Хотя посмотреть на себя хотелось. Только вот где зеркало взять? Опять идти в ванную? Тут я вспомнила о горничной.