— Я считаю, что это непорядочно и беспринципно, — заявил Лэндерс.
— Черт-те что. Разве Стрейндж тебе ничего не говорил?
— Ничего мне Стрейндж не говорил. Я бы ему то же самое выдал. Несчастных ребят под пули в Европу гонят, а ты тут… Я не желаю иметь с этим ничего общего! — Он чувствовал, как крепнет в нем холодная и твердая, как штык, решимость. Не обломать его Уинчу.
— Я лично допускаю, что непорядочно и беспринципно, — усмехнулся Уинч. — Вот подрастешь когда, ума наберешься, поймешь: только так дела и делаются. И здесь, в военном городке, и вообще в мире.
— Может быть. Но я не желаю иметь с этим ничего общего. И с тобой не желаю иметь ничего общего… мистер Уинч. — Голос у Лэндерса зазвенел. Все, что скопилось в нем, вот-вот выплеснется наружу. Он стиснул зубы. Ему следует сохранять хладнокровие. — Не нужен ты мне, и помощь твоя не нужна. Ничего не хочу от тебя. Сам о себе как-нибудь позабочусь. В любых обстоятельствах.
— Как хочешь, — только и сказал Уинч, но улыбаться перестал. Он сел за стол и начал просматривать Лэндерсовы документы. — Выпить хочешь, петух?
— Не откажусь.
Уинч вытащил из ящика бутылку «сиграма» и поставил на стол.
— Льда нет, извини. А вода — там, — показал он на холодильник.
— И безо льда сойдет.
— Возьми там бумажный стаканчик. Угощайся. Я — то сам не пью. — Пока Лэндерс разбавлял водой виски, Уинч листал его документы. — Расписали они тебя по-королевски, петух. — Через некоторое время он отодвинул их. — С такими бумагами ты у меня можешь в пехоту загреметь.
Лэндерс круто обернулся.
— То есть как в пехоту? Где это сказано? — Вопрос прозвучал резче, чем он думал. Он нагнулся, чтобы лучше рассмотреть бумаги. Он ни на йоту не доверял Уинчу. И не он один.
— Вот смотри, — подал ему бумаги Уинч.
В большом конверте были шесть листков, его личное дело — форма 201 и послужной список.
— На второй странице читаем: ОГРАНИЧЕННО ГОДНЫЙ. А теперь открой страницу четыре. Здесь написано, что ты ГОДЕН К СТРОЕВОЙ СЛУЖБЕ. Нашел? Прямое противоречие, чушь!
Заключение было подписано председателем медицинской комиссии, тем самым очкастым полковником, которого Лэндерс с тех пор и не видел.
Лэндерс взвился:
— Как же это может быть? Какое они имеют право?
— Никакого, — спокойно ответил Уинч. — Я же говорю: противоречие. Какой-нибудь раззява писарь напутал. Но — написано пером, не вырубишь топором. Теперь допустим, что я ничего не знаю, бумага попадет к кому-нибудь из моих раззяв, и все — ты в пехоте. Потом ходи доказывай. — Он взял документы из рук Лэндерса и кинул на стол. — Ну, так как будем решать?