— А, Джонни Стрейндж! Сгинь, Джонни-Странь. Проваливай отсюда. Топай на палубу, поиграй с детишками.
Скособоченная до того, что мохнатые брови шли параллельно косяку, голова выпрямилась, под ней возник человек с ухмылочкой на физиономии и не спеша проследовал в каюту. Джон Стрейндж был осмотрителен и нетороплив во всем. Туловище у него было нескладное, ноги слишком коротки. Правая рука Стрейнджа висела плетью и кончалась клешней с вывернутыми суставами.
— Я что сказал? Не о чем нам с тобой толковать, Стрейндж. Не о твоих же вшивых воспоминаниях. Они у меня колом стоят, и не то что в глотке, а еще кое-где.
Стрейндж понимающе кивнул:
— Я так и думал, что ты не захочешь на палубу.
— Чего я там не видел?
— А я посмотрел чуток. Здорово, — сказал Стрейндж виновато. — Такой галдеж подняли.
Рот Стрейнджа снова скривился презрительно и печально, в зловредной выжидательной ухмылке. Его на редкость широкоскулая топорная физиономия выражала бесконечное долготерпение, какое бывает у людей от земли, и неизъяснимую вселенскую грусть. Но густые мохнатые брови, сросшиеся в бурую поперечину на лбу, торчали гневно и яростно.
Такого надо хорошенько узнать, чтобы разобрать, то ли он лыбится, то ли скалится от злости. Они все поняли, и поняли давно, что Стрейндж любит просто полаяться, зато, уж если куснет, своих не узнаешь.
— Как здоровьице, друг старшой? — осведомился Стрейндж.
— Получше твоего. — Уинч никому не рассказывал о своих болячках и был совершенно уверен, что Стрейндж и понятия не имеет, что с ним такое. — И брось, никакой я не старшой. Такой же выбывший из строя, как и ты, и эвакуированный.
— Все равно ты в чине и жалованье получаешь.
— Дерьмо все это!
— Оно конечно, — согласился Стрейндж. — Я тоже так считаю.
— Тогда мы поняли друг друга.
— Я еще подумал, загляну-ка в салон, как там Бобби Прелл, — сказал Стрейндж миролюбиво.
Уинч молчал.
— Пойдешь?
— Нет.
— Тогда я один. — Стрейндж дернул головой.
— Безмозглый сукин сын! Корчил из себя героя, вот и достукался.
Стрейндж опять дернул головой:
— Другому, может, нужно это — корчить героя. Но сейчас ему все равно хуже некуда. Особливо в такой день. Доктора уже растрепали, что он, может, и ходить не будет. Говорят, даже ногу оттяпают.
— Сам во всем виноват, — поспешно заметил Уинч.
— Как-никак из нашей роты он, — возразил Стрейндж.
— Пора кончать эту трепотню насчет роты. Все кончилось, Джонни-Странь, понимаешь! Кончилось! Вбей это в свою тупую техасскую башку.
У Стрейнджа снова промелькнула усмешечка:
— Не-а, не покончено. Пока еще не совсем покончено, хоть ты тресни. Так не идешь?