— Не ладил он с родичами.
— Знаю, мне он тоже говорил. Зато отделение Американского легиона может там военные похороны по первому классу закатить. Закопают на городском кладбище, рядом с дедом и прадедом, пару залпов дадут.
— И прощальную какой-нибудь сопляк из бойскаутов на горне выведет.
— Ну и что? — возразил Уинч. — Ему уже безразлично, что с ним сделают.
— Родичам-то напишешь? — спросил Стрейндж.
— Не буду я ничего писать.
— И я не буду. Чего тут напишешь?
Уинч заказал еще вина.
— Ты чего не приходишь сюда? Заглядывай по вечерам, когда хандра или просто отвлечься.
— Послезавтра на учения выступаем.
— Ну так когда вернешься, — заключил Уинч.
— Ладно. На десять дней всего уходим.
В тот же вечер Стрейндж позвонил Преллу. Через Джека Александера Уинч разузнал, где в точности находится агитбригада. Но, почувствовав отношение Прелла, Стрейндж решил, что больше звонить ему не будет.
Десять дней в поле — это самое лучшее, что могло выпасть Стрейнджу в такое время. Прежде всего хороший повод встряхнуться от однообразного гарнизонного житья. Найдешь приличное место среди деревьев, расставишь чином палатки, разложишь хозяйство, а через два дня сниматься с места и топать тридцать километров, а там снова разбивать кухню — тут переживать некогда, разве что урывками. Да и в урывочные минуты всегда находились дела. С трех тридцати до полуночи Стрейндж был на ногах: проверял, как управляются его повара, кормил народ, перетягивал брезент, чтобы получше закрыть хозяйство от дождя, следил, чтобы палатки вовремя окопали ровиками, и не залило пол. Работа и беготня целый день доставляли ему удовольствие.
Пока шли учения, как-то незаметно, разом пришла весна. В первые три дня моросил дождь, по-зимнему пробиравший до костей, потом потеплело, в лесу сделалось душно от влаги, и вдруг в один прекрасный день выглянуло солнышко. Оно грело целую неделю, на деревьях полопались почки, и все зазеленело.
Красотища была необыкновенная! И как быстро преображалась местность, тоже было необыкновенно. Стрейндж выйдет, бывало, на лужайку, чтобы проверить пластиковые мешки с питьевой водой, и остановится в липкой грязи, заглядевшись на фермерские домики, разбросанные то тут, то там среди холмов. Стоит, смотрит сквозь голые чернеющие ветви ясеня или дуба, и прямо на глазах разворачиваются из набухших почек листочки и дом скрывается из виду, заслоняется молодой зеленью.
Другим весна не весна — им все едино. Дождь — ворчат на сырость и холод, проглянет солнце — ворчат, что развезло, шагу не ступишь. А Стрейндж радовался и дивился красоте. В первый раз за шесть лет он видел, как приходит весна. До войны он четыре года безвыездно служил на Оаху, где нет ни зимы, ни весны, потом, после нападения японцев, еще год там пробыл и потом еще один в тропиках. Давненько он не видел настоящей американской весны.