Еще там, на Канале, когда каша только заварилась, Стрейндж решил про себя: пока остается хоть малая возможность, он не будет подставлять задницу под пули.
Когда рота готовилась там к первому наступлению на высоту 52, все похватали винтовки. Снабженцы, шоферы, писари, ну и, конечно, Стрейндж со своей кухонной командой. Каждому хотелось участвовать в бою. Двух дней хватило Стрейнджу за глаза. Только последний псих станет соваться в огонь, если он вовсе не обязан. И когда Стрейндж ушел с передовой, за ним сначала потянулись повара и кладовщики. Остальные пришли на другой день. Никто не приказывал им идти в бой. Напротив, они должны находиться в тылу, стеречь ротное имущество и личные вещи и доставлять солдатам горячую пищу. Стрейндж требовал, чтобы это неукоснительно делалось — и только это. У них не всегда получалось с горячей пищей, зато им удалось уберечь от новоприбывшей части продовольственные пакеты с основным запасом и с НЗ. Когда готовилась высадка на Гуадалканале и батальон перебросили на Нью-Джорджию, Стрейндж следовал тому же правилу. В точности выполнять распоряжения, но не больше. И следить, чтобы его подчиненные делали то же самое. Если им прикажут быть на передовой в чертовых джунглях, они будут. Но только в том случае, если прикажут.
Конечно, тебя может стукнуть и во время воздушного налета, они бывали каждый день. Не обязательно, чтобы на передовой. Однако по сравнению с тем, что с тобой может случиться на переднем крае, такая вероятность ничтожна.
Как и многие разумные люди, понаторевшие в счете и словесах, Стрейндж быстро сообразил, что проигрыши и выигрыши в этой войне будут зависеть от процентного соотношения промышленного производства и вообще от средних цифр, а не от героических подвигов. Возможность уцелеть определяется тем же.
И все-таки он остался со своими. В любой момент он мог забежать в медпункт, показать руку и преспокойненько отправиться в тыл, и все-таки он остался со своими. Даже сейчас ему было не по себе от того, что пришлось распрощаться с ротой. Стрейндж был достаточно понятлив, чтобы сообразить, насколько это противоречит здравому смыслу.
Отведя взгляд от ночного моря и темнеющей вдали береговой линии, Стрейндж выпрямился и огляделся вокруг. Вдоволь насмотревшись на родимую землю, народ постепенно расходился. Стрейндж снова облокотился на раму.
После перевода с форта Камехамеха в Скофилд, к Уинчу, и женитьбы изменилось не только житье Стрейнджа — изменились все его жизненные планы. Он смачно сплюнул в окно, ветер подхватил плевок. Вернее, жизненные планы Линды Сью. Я не намерена всю жизнь оставаться женой штаб-сержанта, повторяла она. Накопленные две тысячи надо отложить на после войны и купить ресторанчик. Еще пару годков назад Стрейндж считал, что завербовался на все тридцать лет, а теперь — получит свой ресторан.