Оставшиеся четыре дня Стрейндж провел болтаясь по Люксору. В дорогом отеле «Клэридж» на Северной Мейн-стрит, где он снял номер, на третьем этаже он обнаружил безостановочный покер и за несколько кругов снял четыре сотни. Он быстренько спустил большую часть на выпивку и по мелочам в баре «Клэриджа» или в «Пибоди» на Юнион-авеню. Его подмывало подцепить какую-нибудь девицу — это было так просто, но он решил, что не должен этого делать из-за Линды.
В последние минуты истекающего отпуска он доложил дежурному по Общевойсковому госпиталю Килрейни о прибытии. Интересно, что подполковник Каррен решил насчет его руки и какие неприятности уготовил ему майор Хоган.
Стрейндж уже и думать забыл, что ездил домой.
Две недели Лэндерс привыкал обходиться без своего нового друга Стрейнджа. Дома или в колледже он целыми днями слонялся бы по комнате, изводя себя тягостными мыслями и страдая от одиночества. В госпитале не уединишься, но он все время жадно вспоминал их долгие шумные хмельные разговоры в поезде.
Когда же, наконец, он встретил Стрейнджа в коридоре рекреационного центра, тот вел себя так, будто ничего этого и не было, ничто их не связывает, и вообще был занят своими мыслями.
Снова выходило, как уже не раз в жизни Лэндерса, что свои отношения с кем-то он принял ближе к сердцу, чем другая сторона.
Пока Стрейндж был в отъезде, Лэндерсу сняли старую гипсовую повязку и наложили новую. Он начал ориентироваться в огромном запутанном лабиринте, который представлял собой госпиталь. Он уже получил первую увольнительную в Люксор и переспал с одной красоткой. Вдобавок ко всему он успел по уши — или чуть поменьше — влюбиться в чернявую студенточку из колледжа, которая работала в Красном Кресте и выдавала игры в зале отдыха. Потом выяснилось, что втрескался в нее не он один.
Хуже всего пришлось, когда Лэндерсу снимали гипс. Ему тоже посчастливилось попасть к подполковнику Каррену. Изучив рентгеновские снимки, Каррен распорядился снять старый гипс — ему хотелось посмотреть лодыжку. Стуча костылями по бетонной дорожке, Лэндерс проковылял за санитаром в ортопедический кабинет, где были разложены наборы огромных ножниц, большие пачки бинтов и стояли ведра с гипсом. Первый раз Лэндерсу загипсовали ногу сразу же после операции, когда он был еще под наркозом, и поэтому он, собственно, и не видел, что там под гипсом. Когда санитар, сделав продольный разрез повязки и эластичного чулка под ней, разломил гипс и снял его, глазам Лэндерса открылось что-то совершенно кошмарное. Он буквально ополоумел от одного вида ноги и жуткого запаха от нее. Сероватая кожа кусками отставала от синюшной стопы. Икра покрылась струпьями, мышечная ткань съежилась, почти усохла, и от ноги осталась одна только неподвижная кость, прикрытая дряблой обвисшей кожей. Вместо ступни была какая-то клешня, а на пораженной щиколотке вздулся багровый бугор. Лэндерса словно оглоушили. Неужели это его нога? Он почувствовал себя таким хрупким, незащищенным без гипса. Он боялся даже пошевелить ногой, не то что согнуть ее. Ему казалось, что он вот-вот рассыплется на части.