Святой отец продолжал говорить, буквально захлебываясь от восторга, а я стоял и думал о том, что любое событие церковники могут повернуть в свою пользу. Именно за это я никогда их не любил. Насквозь пропитанные лицемерием, виртуозные рассказчики, прекрасные слушатели, они всегда вызывали у меня отвращение тем, что могли любой факт извратить до неузнаваемости и заставить тебя поверить в то, что черное — это белое. Хотя, я не утверждаю, что они поголовно все такие, подобные этому Рехошу, который сейчас вновь успокоился и продолжил вещать в своей излюбленной манере — неторопливо, размеренно, гипнотически. Может, это мне всегда попадались такие, а где-то далеко существуют священники праведные, честные, готовые отдать жизнь за других. Свою жизнь, разумеется, так как тех, кто готов жертвовать чужими — пруд пруди!
Когда святой отец вновь перешел к проповеди, я краем уха стал прислушиваться к его речи и пытался вникнуть в смысл. Вот только его там почти не было! Рехош раз за разом повторял практически одно и то же, только другими словами, игрался предложениями, сплетая искусное кружево, употреблял несколько раз одни и те же словосочетания. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что начинаю засыпать. Мне так хотелось опуститься на этот помост, привалиться к алтарю и захрапеть под этот непрекращающийся бубнеж. Вот только я огромным усилием воли стряхнул с себя сонную одурь и внимательно оглядел толпу.
Похоже, воздействие святого отца на прихожан было мощнейшим, так как все они вновь застыли с блаженными улыбками на лицах, затаив дыхание, слушая его речь, и все так же испуская эмоции щенячьего восторга. Когда я увидел, что в помещении храма вновь появилась энергия, высвобождающаяся из их аур, то понял, что процесс дойки Рехош планирует все же довести до конца. Я не стал ему мешать, поэтому не сказал ни слова, когда в дело вступил церковный хор. Алтарь вновь начал действовать, священники своими хитрыми манипуляциями опять собирали силу, а меня под белы рученьки увели с подиума в неприметную дверцу за ним, потому что моя роль в церемонии уже точно была отыграна.
Рехош последовал со мной, и пока мы шли по длинному темному коридору не издал ни звука. Я догадывался, что после всего случившегося он обязательно захочет со мной поговорить наедине, но весьма удивился, когда святой отец довел меня до маленькой дверцы, а потом строго произнес:
— Больше никогда не появляйся в этом храме!
Дверцу открыл один из церковников рангом пониже, и я увидел, что за ней начинается столичная площадь. Видимо, это был черный ход, из которого меня весьма невежливо вышвыривали прочь. Похоже, святоша сильно обиделся, раз не хочет даже разговаривать со мной. Ладно, я и не напрашивался! Но так просто уходить было нельзя. Я ведь не какой-то там простолюдин, в моих жилах течет королевская кровь, поэтому восстановить статус-кво нужно было обязательно.