Эмос напряжённо смотрел в окно. Почему-то тряпки, маскирующие его под твиста, хорошо сидели на его фигуре.
– Очень странно, сюда едут арбитры.
– Что?
Нейл тоже подошёл к окну:
– Эмос прав. Подъехало три машины. Офицеры заходят внутрь.
– Всем немедленно укрыться! – приказал я.
Эмос поспешил в смежный номер и ничком бросился на кровать. Нейл скрылся в ванной и с помощью кружки и громких стонов стал изображать, что его рвёт.
Елизавета в отчаянии посмотрела на меня.
– В кровать! Быстро! – приказал я. Арбитры распахнули дверь и стали водить фонарями по комнате.
– Арбитры! Есть здесь кто?
– Что происходит? – спросил я, откидывая покрывало.
– На улице была перестрелка… Свидетели говорят, что преступники скрылись здесь, – произнёс сержант арбитров, направляясь к кровати.
– Но я… не выходил всю ночь. Я и мои друзья.
– Они могут подтвердить это, твист? – спросил сержант, поднимая оружие.
– Что творится? Слишком светло! – Биквин высунулась из-под грязного покрывала. Каким-то образом ей удалось стащить с себя платье. Сверкая нижним бельём, она обняла меня. – Какого черта? Мешаете девушке словить кайф! Постыдились бы!
Сержант скользнул лучом фонаря по её полуобнажённому телу.
– Извините, что помешали, мисс.
Арбитр выключил фонарь, и стражи порядка удалились, закрыв за собой дверь. Я взглянул на Биквин:
– Хорошая импровизация.
Она спрыгнула на пол и сгребла свою одежду.
– Только без глупых мыслей, Грегор!
Если честно, глупые мысли о ней преследовали меня в течение многих лет. Она была прекрасна и невероятно сексуальна. Но кроме того, она была неприкасаемой. Находясь рядом с ней, я испытывал боль – физическую боль.
Это меня просто бесит. Я испытываю к Биквин серьёзные чувства, и мы уже давно вместе, но между нами ничего не происходит. И никогда не произойдёт.
Это одна из самых великих печалей в моей жизни.
И, я надеюсь, в её жизни тоже. По крайней мере, я так думаю во время приступов самовозвеличивания.
Лёжа в кровати и глядя, как она снова натягивает платье, я ощутил прилив страсти.
Но моим мечтам не дано было осуществиться. Нигде и никогда.
Она была неприкасаемой, а я – псайкером.
На этом пути лежали только боль и безумие.