Костер упорно не разводился. Воздух слишком сыр и холоден, воздух не хотел кормить огонь. Я вырывал из телефонной книги разноцветные листы с адресами и цифрами, с объявлениями о ремонте стиральных машин, о строительстве домов из бруса, о передержке собак, комкал их и подсовывал под щепки. Чиркал огнивом. Искры высекались обычные, горячие и шипящие, они въедались в бумагу, оставляя широкие дырки, я дул на них, стараясь вызвать пламя. Не получалось. Я дул снова и чиркал, чувствовал, как коченеют пальцы, старался сжимать кулаки. Снова рвал бумагу, сворачивал ее в трубку, чиркал.
Получилось. Огонь зацепился за краешек, потек дым, я дунул, стараясь попасть в ритм дыхания. Пламя побежало по бумаге, я свернул трубку плотнее и подсунул ее под щепу. Через несколько минут костерок разгорелся, я установил котелок и залил воду.
Чая дожидаться не стали. Вода разогрелась до первых пузырьков, пили по очереди. Выдули по литру, в животе потяжелело.
Дальше. Шлеп, шлеп. Наверное, раньше это все выглядело совсем по-другому. Люди, кажется, на собаках зимой ездили. Усаживались в специальные сани, укрывались непромокаемым пологом, разводили маленькую печку — и погоняли псов, впряженных в длинные лямки. Удобно и быстро. А на таких снегоступах только в гости ходили…
Я старался держаться выбранного направления. Шлеп, шлеп, топ, топ. Немного выбрался вперед, мне казалось, что так моим недобитым легче — за моей спиной образуется безветренный пузырь, в нем меньше сдувает. У Алисы еще жар, с жаром по холоду бродить крайне трудно.
Веревка дернулась.
Я оглянулся. Алисы нет. Я видел Егора, пробиравшегося ко мне, Алису не видел. Егор что-то кричал и размахивал руками, указывал вбок.
Подошел к нему.
— Она отцепилась! — крикнул Егор. — И туда! Туда!
— Стой на месте!
В метель можно только орать. Снег глушит звук лучше любой ваты, мы орали.
— Стой здесь! Здесь! Ни шагу! Два раза за веревку дерну — иди ко мне, понятно?
Егор кивнул.
Я перехватил веревку и двинулся за Алисой. Снежное безумие. Не видел, не слышал. От избытка белого цвета. Человек не может долго переносить белый, красный и черный, в голове что-то перещелкивает, и начинают происходить странные вещи. Обычно это зов. Человек слышит голоса. Мертвых, тех, кого ты любил, кого не можешь забыть. Голоса выманивают в снег, и человек замерзает. Если сразу перехватить не удастся…
Попытался разглядеть следы, нет, никаких. Надо торопиться. Вряд ли она успела далеко убежать, найду, настучу по шее…
Из снега выступило высокое и темное. Терялось, уходило направо-налево, стена, кажется. Алиса сидела в снегу, махала рукой. Я дернул два раза за веревку, приблизился к этой дуре.