— Ну, приходи, — неласково согласился мастер. — За погляд денег не берём.
Филипп искренне поклонился:
— Бог в помощь, работник.
Филипп уже давно привык скрывать от других, что он ничего не понимает в людях. Старается быть добрым и справедливым — и всё. Ещё истовее Филипп скрывал, что ничего не понимает в Господе, — просто верит Христу, как мальчик. А вот в ремёслах он понимал.
Сани Филиппа ехали по улице, а Филипп шагал обочиной и с любопытством озирал чужую работу.
На лубяных дворах громоздились новые срубы, вороха брёвен и досок, кучи щепы и коры. На срубах верхом сидели плотники и тюкали топорами. Слышалось шорканье пил.
Филипп подошёл и пошлёпал ладонью по выпуску венца.
— Откуда такая сосна хорошая? — спросил он.
— Коломенская, — сверху пояснил плотник.
— Как сушили?
— Полный круг — от осени до осени.
— А чем венцы проложили? Мхом? Паклей? Лыком?
— Старыми мочалками и драными бородами, а чем ещё прокладывать? — Плотник вогнал топор и уставился на Филиппа. — Ты чего спрашиваешь? Сруб купить хочешь?
Филиппу нравились эти люди — умелые, несговорчивые, хитрые.
— Мне мастерство любопытно, — простодушно пояснил Филипп.
— Всё по правилам сделано, не бойся, — снисходительно и важно сказал плотник. — На Москве живём, не в Спасо-Козлохвостове.
В Кузнечной слободе воевода Иван Колычев за ворот вытащил из кузницы кузнеца, одетого в кольчугу. Колычев был зол — да сейчас он всегда был зол. Только злость сдерживала смертную тоску. В руке у Колычева блестела сабля.
— А не боишься — саблей полосну? — Колычев потряс кузнеца. — Проверю твою работу?
Сани Филиппа проезжали мимо по улице, а Филипп шагал за санями. Увидев Колычева, Филипп едва не споткнулся.
— Егорыч, помедли, — крикнул Филипп вознице.
Сани остановились. Филипп тоже остановился. Неужели этот детина — его племянник Ванька?.. Колычев словно почувствовал спиной взгляд Филиппа и оглянулся, отпуская кузнеца.
— Не узнал, Ваня? — робко спросил Филипп.
— Дядя Фёдор?.. — удивился Колычев и вдруг помрачнел. — Быстро же ты прискакал, — с ненавистью сказал он.
— Э-э… Ты о чём? — растерялся Филипп.
С саблей в руке, словно собирался рубить, Колычев приблизился к Филиппу, разглядывая лицо дяди.
— Слух прошёл, что государь тебе грамотку написал. На Москву позвал, — испытующе сказал Колычев.
— Ну, было… — недоумённо согласился Филипп. — Что же с того?
Филипп не мог понять, почему племянник не рад ему. Даже наоборот — будто осатанел, встретив.
— Говорили, ты десять лет на Соловках в скиту провёл, — горько сказал Колычев. — Я думал, открестился ты от соблазнов. Видно, мало десяти лет.