Иоанн даже присел, заглядывая Филиппу в глаза.
— Не хочу, государь, — покорно вздохнул Филипп. — Не сердись. Ты спросил — я ответил. — Филипп со страданием покачал головой. — Не понимаю я ничего в Москве. Не понимаю, зачем нужны тебе опричные… Почему с людьми — как с девочкой этой…
— Хочешь — объясню? — перебил Иоанн. — Или испугаешься?
Филипп с надеждой поднял глаза на Иоанна. Неужели этой крови есть оправдание?
— Правды бояться — грех, — твёрдо сказал Филипп.
Закутанная в шубы, Маша сидела в санках царского обоза. В руках она держала икону Иоанна. Обоз ещё стоял у крыльца новгородского подворья. Несколько опричников приплясывали у царского возка и в шутку толкали друг друга плечами — грелись. Большой санный возок Иоанна был по дверкам украшен двуглавыми орлами.
Двери подворья распахнулись, и на крыльцо вылетел сам Иоанн, без шубы и шапки. За царём спешил оторопевший Филипп.
— Погляди на дела царя-кровопивца! — кричал Иоанн, скатываясь по лесенке крыльца к возку. — Я тебе глаза-то поганой кровью протру!
За царём и монахом спешили опричники, несли шубы и шапки.
Иоанн нырнул в возок и потащил за собой Филиппа. Филипп успел только махнуть Маше рукой.
Возок с треском отодрал от снега примёрзшие полозья, и кони рванули его за ворота так, что едва не переворотили набок.
Опричники торопливо прыгали в сёдла, лезли в сани. Один из них лихо заскочил в Машины санки, уселся, разобрал поводья и оглянулся.
Это был Федька Басманов.
— Что, рыбка, заплыла-таки в мой омуток? — весело спросил он и подмигнул.
Маша вжалась в шубы. Федька дёрнул поводья и тронул санки.
Обоз Иоанна летел по улочкам деревянной зимней Москвы. Прохожие шарахались к заборам, залезали в сугробы. Собаки с лаем катились вслед за санями. Мелькали крыльца, мостики, ледяные вербы, колодцы, виселицы, колокольни, поленницы.
На крутом повороте из последних санок вдруг кубарем вывалилась девочка в лёгком тулупчике. Она тотчас вскочила и, шатаясь, побежала к ближайшему проулку. К груди она прижимала икону.
А санки Федьки Басманова неслись дальше. Федька улюлюкал и щёлкал вожжами. Он не видел, что сзади остался только пустой кокон из шуб, в которых сидела Маша.
Филипп хотел верить, что Иоанн добр, потому что хотел служить державе, а служить державе он мог только при праведном государе.
— Как ты, Малюта, в этой тьме видишь? — ворчал Иоанн, нашаривая ногой ступеньку.
Держась за стену, Филипп спускался в подвал Опричного дворца вслед за царём. Здесь, в подвале, был застенок Малюты Скуратова.
Сам Малюта в кожаном фартуке и с засученными рукавами стоял возле печи и подслеповато глядел на пришельцев. В печи в углях чернели кривые клещи.