Он вынырнул на свет и понял, что жизнь его закончилась.
Главное крыльцо Опричного дворца застилал алый ковёр, сбегающий вниз по ступенькам. На ковре стоял трон, а на троне сидел государь — гневный и торжествующий. Он желал судить, а не миловать, и рядом с ним ожидал приказов Малюта.
На дворе ворочалась огромная орущая куча людей — почти чёрная от монашеских ряс опричников. Опричники валили и вязали воевод.
— Пропали мы, Петя, — сказал Колычев Салтыкову. — Обманул царь!
Колычев бережно посадил друга на землю и отбежал в сторону, вытаскивая из ножен саблю. Ему нужен был простор, чтобы сойтись с врагами для рубки. Живым отдаваться он не хотел.
Из проезда на двор скакали конные опричники, что встречали воевод у входа. Они огибали Колычева, и только Алексей Басманов придержал коня и спрыгнул на землю, тоже вытаскивая саблю.
Кряжистый, крепкий Басманов умел рубиться не хуже боевых воевод. Колычев кинулся на него, но Басманов только уклонялся, отбивая сабельные удары, а сам не нападал.
Ивану Колычеву не хватило мгновения понять, что Басманов просто отвлекает его внимание. Колычев оглянулся, но слишком поздно. Сзади на него набросили сеть. Опричники были уже со всех сторон. Рывок сети бросил Колычева на землю. На воеводу, хватая за руки, упало сразу несколько врагов.
Алексей Басманов тоже навалился на Колычева коленями, сквозь ячею сети ножом разрезал руку воеводы и вытащил саблю Колычева с окровавленным крыжем. В ячеях сети Басманов видел искажённое, полное муки лицо воеводы.
— Лёгкой смерти захотел, рожа сучья? — хмыкнул Басманов.
Связанных воевод опричники били ногами, пока воеводы не перестали сопротивляться, а потом потащили по земле к раскрытому зеву подвального окна. По дощатому помосту воевод скатили в застенок Малюты.
Здесь уже ждали кузнецы.
Иван Колычев почувствовал, как на руки и на ноги ему надели железные кольца. Кузнец присел над Колычевым на корточки, заклёпывая оковы молотком. За коленом кузнеца Колычев увидел лежащего Шуйского, которого тоже замыкали в железо.
— С царского пира не уйдём своими ногами… — прохрипел Колычеву Шуйский.
Солнце палило отвесно. Посреди пустой площади Опричного дворца, просторной и залитой светом, стояли безоружный монах и полусумасшедшая девушка — одни, как последняя правда мира.
— Государь, я виноват, — в тишине громко и смело говорил Филипп. — Я сам воевод к себе позвал. Хотел укрыть их, пока ты перебесишься.
Филипп называл вещи своими именами, обращаясь к здравому смыслу Иоанна. В пленении воевод митрополит как ясным днём видел всю нелепость царских подозрений и всю жестокость царской кары. Филипп хотел растолковать это царю. Разве же так плетут заговоры? Неужто не нужны преданные воины? Царь должен всё понять!