Басманов дочитал, скрутил свиток, оглядел народ — все ли довольны? — и повернулся к Филиппу.
— Признаёшь воровство своё? — спросил он.
— Всё ложь, — спокойно ответил Филипп.
Федька зло и весело дёрнул за верёвку. Филипп едва не упал от толчка, но удержался на ногах и молча выпрямился.
— Тогда сейчас у другого вора спросим, — невозмутимо согласился Басманов-старший.
За спиной Филиппа на лесенке раздался топот, и Филипп оглянулся. Кромешники втаскивали на помост Ивана Колычева.
Руки Ивана были связаны за спиной, и ноги тоже были связаны. Ивана тащили словно зверя. Филипп рванулся к племяннику, и Федька Басманов сзади ухватил рукой петлю на шее Филиппа — будто удерживал владыку, как пса за ошейник.
Иван увидел Филиппа, но не сделал попытки хоть что-нибудь крикнуть. Ивана поставили под виселицей.
— Перекреститься дайте! — рыкнул Иван.
Но опричники не собирались его казнить. Верёвку, что свисала с перекладины, привязали к перемотанным запястьям Ивана. Три дюжих молодца потянули верёвку на себя. Иван, изогнувшись, со стоном взлетел вверх на аршин. Он повис на руках, скрученных за спиною, и силой мускулов сопротивлялся вывиху плеч.
Алексей Басманов усмехнулся и кивнул опричникам на бревно, что лежало вдоль помоста. Опричники подняли бревно и просунули Колычеву между связанных ног. Тяжесть бревна начала распрямлять Ивана. Руки его, выворачиваясь, захрустели в плечах.
— Признаёшь воровство Филиппки? — спросил Басманов-старший, глядя на искажённое лицо Колычева.
— Н-не вор-р-р!.. — захрипел Колычев.
Филиппа колотило. Сердце его билось так, что могло выломать рёбра, как дыба выламывала Ивану плечи.
Алексей Басманов наступил на бревно, что растягивало Колычева своей тяжестью, и надавил сильнее.
— А сейчас? — спросил Басманов.
Руки Ивана вывернулись ещё круче.
— Ваня, признай! — крикнул Филипп.
— Не вор-р! — упрямо хрипел Колычев.
Иоанн в своём кресле весь подался вперёд, стиснув подлокотники. Глаза государя горели страстным увлечением соперничества.
Алексей Басманов ногой давил на бревно.
С треском хрящей кости Колычева выходили из суставов, вздувая на спине горбы лопаток.
— Ну так как? — напомнил Басманов.
— Ванюша! — снова крикнул Филипп, хватаясь за петлю на горле.
— Не вор-р!.. — задыхаясь от боли, хрипел Колычев. — Господи, дядя, мука какая!.. Говорил я тебе!.. Настенька!..
Колычев задрал лицо к небу, к московским галкам, кружившим над виселицей, и закричал молитву, запинаясь, как только что запинался Басманов, читая приговор:
— Живый!.. В помощи Вышняго!.. Не убоишися!.. От страха нощнаго!.. От стрелы!.. Летящия во дни!.. От беса полуденнаго!..