Он вошел в церковь, стараясь шуметь как можно сильней, и напугал священников.
Оба встали. Донехью беззвучно ахнул и удивленно произнес:
— Рован, лорд Лохревен.
Преподобный Мартин широкими шагами подошел к нему.
— Суд не будет заседать сегодня, милорд. Какая бы любовь ни была между вами и ней раньше, извините. Эта леди должна умереть.
— Да, действительно должна, — сказал Рован просто и холодно. — У меня есть свои причины презирать ее за развращенность.
Преподобный Донехью вздохнул с облегчением, а преподобный Мартин явно был очень доволен.
— Я хочу увидеть ее. Хочу, чтобы она знала, что я здесь и буду свидетелем ее смерти.
Священники неуверенно переглянулись.
— Я желаю увидеть ее перед тем, как вы выведете ее к людям, и остановить ее, если есть какая-то опасная ложь, которую она может произнести на костре и которая может причинить вред.
— А, вот в чем дело! — понимающе сказал Донехью. — Но ее уведут уже сейчас.
— Тогда проведите меня к ней, и быстро.
— Я провожу вас в ее камеру, — сказал преподобный Мартин. — Идемте со мной, лорд.
Священник провел Рована от церкви к пустынным развалинам старой крепости. От нее осталось слишком мало, чтобы она могла называться замком, но крыша была цела, и солдаты, которые сидели вокруг, играя в карты и другие игры, были вооружены. Их было двадцать.
«Как много сторожей для одной хрупкой девушки!» — подумал Рован.
Один из тюремщиков присоединился к ним. Он нес с собой какую-то вещь, прижимая ее к боку. Рован подумал, что вещь эта, видимо, черный капюшон.
Значит, это палач.
Они спустились вниз по ступеням, всего на один пролет. И тогда Рован наконец увидел Гвинет.
Его сердце словно подпрыгнуло в груди и бешено застучало. В каком горестном беспорядке были ее прекрасные волосы! Ее одежда была порвана и запачкана грязью, а сама она была слишком худой. Но при этом она держалась с еще большим достоинством, чем когда-либо раньше.
По пути священник сказал:
— Так будет покончено со всяким злом. Те, кто становится на сторону дьявола, должны гореть на костре, пока не придет смерть. Огонь очищает, и корень нечисти станет пеплом и будет развеян по ветру.
Рован пытался протолкнуться впереди преподобного отца, а тот продолжал проповедовать.
— Будьте осторожней, преподобный отец, — тихо ответила она, — я уже осуждена, и, если я теперь буду говорить перед толпой народа, я скажу, что ни в чем не виновна. Я не солгу перед народом, иначе Отец Небесный покинет меня. Я пойду на смерть, а после нее — на небеса, потому что наш добрый Господь знает, что я невиновна и что вы используете Его имя, чтобы избавиться от политического противника. Боюсь, что это