Кирстен отвернулась, но он грубо схватил ее за руку.
— Почему? — закричал он. — Почему ты это сделала?
— Лоренс, — вмешалась Элен, — если тебе нужно разобраться в этом, то не делай этого так грубо.
Лоренс не отрываясь глядел в лицо Кирстен, и когда она, наконец, подняла на него взгляд, то увидела в его глазах страдание, смятение и боль.
— Я никогда не смогу простить тебя, и ты это знаешь, — сказал он.
— Я знаю, — прошептала она. — Именно поэтому я никогда не смогу простить себя.
Несколько секунд спустя за ним закрылась дверь.
— Я хочу выпить, — сказала Элен, направляясь к бару.
Кирстен закрыла рот рукой, чтобы подавить рыдание.
— Извини, — прошептала она. — Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Надеюсь, ты поняла, почему я не могла позвонить ему? Я никогда не решилась бы на это.
Элен тяжело вздохнула.
— Я и не представляла себе, что он до сих пор так горюет, — сказала она. — Казалось бы, прошло столько лет…
— Да, — улыбнулась Кирстен. — Но если у него такая боль, значит, он очень сильно любил меня.
— Что ж, тут нечего возразить.
Лоренс проснулся, словно от толчка. Глухо билось сердце, он с трудом дышал и был весь в поту от неутоленного желания. Что-то упиралось ему вбок. Протянув руку, он отодвинул от себя ножонку Тома и застонал от мучительной боли в паху.
Невидящим взором он уставился на тусклый свет, пробивающийся сквозь опущенные шторы. Влажные простыни прилипли к телу, в комнате было душно.
Лоренс потерял счет ночам, когда он вот так просыпался, мучаясь от желания и чувства вины. Он плохо с ней обошелся. Ему не следовало так разговаривать с Кирстен. Да и вообще им не следовало разговаривать. Но он это сделал, и теперь, по прошествии нескольких недель, страдал от проявленной к ней жестокости, всем сердцем сожалея о происшедшем.
Он к ней никогда не вернется. Лоренс был уверен в этом так же, как и в том, что Пиппа никогда не вернется к нему. То, что было между ним и Кирстен, осталось в прошлом, эта глава его жизни — всего лишь воспоминание, и, как все воспоминания, это редко тревожило его.
Он повернулся и прижал к себе Тома, осторожно прикоснувшись губами к нежной, раскрасневшейся во сне щечке. В сердце Лоренса теперь не осталось места ни для кого, кроме этого ребенка, его сына, которого он мучительно любил.
Лоренс закрыл глаза. Он больше не любил ее, он просто не мог любить ее, но, убеждая себя в этом, Лоренс видел ее глаза. Глядя ему в лицо, она сказала, что никогда не сможет простить себя, потому что он не мог простить ее. Почему, черт возьми, она так сказала? Разве она не понимала, что это заставляет его еще сильнее ненавидеть ее? Он потрогал рукой лоб. Боже, что происходит? Почему он не может ее забыть?