Болваны (Галкин) - страница 21

Но чем, спрашивается, виноват отец? Русский до десятого колена, он, благодаря собственной матери, вдруг сделался евреем - Отюльшминальдом. Отюльшминальд Лунин! Ему стоило громадных трудов переубедить людей в том, что он здесь ни при чём. Просто родители, мол, были увлечены поэзией великих пятилеток.

Да и его, Мишу, это стукнуло, правда не так больно, как отца. Когда он называл по буквам свое отчество, все косились не него недоверчиво, и ему совсем не хотелось разъяснять, кто такой проклятый Отто Юльевич Шмидт, академик, в тридцатые годы, понимаете ли, застрявший на льдине, так что пришлось его вместе со всеми его людьми вытаскивать на самолетах Ляпидевскому, Леваневскому и прочим.

Получается, что они с Идеей Кузьминичной - друзья по несчастью. Между ними, значит, есть сродство душ или, точнее, сродство судеб. Только вот вопрос: страдает ли она от своего имени или, наоборот, гордится? И еще важно: что за идею она собой выражает? Во всяком случае, ее идея ему, Мише, наверняка не близка!

Нет, идти на лекцию поздно. К тому же вчера вечером он сбрил бороду. Два часа обливался кровавым потом, прежде чем решиться на эту экзекуцию. А все потому, что побил ректора.

Позавчера, как всегда между парами, он курил в предбаннике и мучительно думал о ссоре Верлена и Рембо. Неужели два таких потрясающих лирика могли быть гомосексуалистами?! В это невозможно поверить!

Вдруг на него откуда-то свалился лысый толстяк в мехах и завопил:

- Ты что, не читал приказ ректора?! Здесь курить нельзя!

Мужик грубо развернул его за плечи и ткнул пальцем в лист ватмана, на котором красными буквами с завитушками было написано о категорическом запрещении курить в стенах института и угрозе отчисления в случае ослушания. Выходит, Миша нахально курил под этим плакатом.

Миша пробежал глазами написанное и в свою очередь заорал:

- А вы кто такой?

- Узнаешь, кто я такой ...

Тут толстяк протянул руку, чтобы вырвать сигарету из Мишиного рта. Миша резко дернулся, схватил мужика за рукав и прижал его к стенке:

- Не распускайте руки, свинья! - прорычал он.

- За свинью я тебя на четыре года посажу, мерзавец. Но прежде вылетишь из института кувырком, к чёртовой бабушке!

Толстяк развернулся, оттеснил Мишу жирным портфелем и выпорхнул на улицу. Миша за ним - влепить пинка вдогонку! (Этот лысый толстяк вызвал у него приступ свирепого бешенства!)

Вплотную к институтскому крыльцу припарковалась черная "Волга". Толстяк втиснулся на заднее сиденье, обернулся к Мише и, чувствуя себя хозяином положения, продиктовал Мише сквозь открытую дверь: