Моффет закрыл окно, выходившее на Центр-стрит Нижнего Манхэттена. Хотя мы находились на пятнадцатом этаже, сирены патрульных машин, выезжавших из полицейского участка, почти заглушали наш разговор.
— Знаете, почему присяжным так нравятся убийства? С ними легко иметь дело. — Судья взмахнул руками, и широкие рукава черной мантии взлетели в воздух. — Тут вам и труп, и оружие, и насильственная смерть. Все в курсе, что совершено ужасное преступление. Вам надо только найти бедолагу с криминальным прошлым, и его тут же посадят за решетку.
Я открыла рот, но он ткнул в мою сторону пальцем и продолжил:
— А у вас с вашими треклятыми делами об изнасиловании почти весь процесс уходит на то, чтобы доказать сам факт преступления.
Моффет был прав. В таких делах самое трудное — это убедить суд, что преступление вообще имело место. Обычно люди убивают по каким-то причинам. Не всегда основательным, но достаточным для того, чтобы двенадцать присяжных приняли их к сведению. Жадность. Гнев. Ревность. Измена. Все смертные грехи плюс множество грехов помельче. Прокуратура не обязана раскрывать мотивы преступления, но в основном они всплывают сами собой, и мы просто указываем на них суду.
Сексуальные преступления — другое дело. Никто не может объяснить, почему люди насильно принуждают кого-то к половой связи. Психологи говорят о чувстве власти, гневе и самоконтроле, но им не приходится, как мне, стоять перед судом присяжных и уговаривать обычных граждан разобраться в преступлении, где при всем желании невозможно найти ни одного мотива.
Попробуйте объяснить, почему симпатичный девятнадцатилетний юноша, сидящий напротив вас в суде, ворвался в чужой дом с целью ограбления, но так возбудился при виде пятидесятилетней домохозяйки перед телевизором, что приставил ей к горлу нож и совершил половой акт? Попробуйте объяснить, почему вахтер из офиса в Мидтауне во время ночной смены, когда в коридоре было пусто и темно, зажал в кладовой уборщицу, поставил ее на колени и потребовал орального секса?
— Можно изложить факты, судья?
— Минутку. — Моффет отстранил меня, и луч послеполуденного солнца сверкнул на его перстне с гранатом. — Питер, расскажите о вашем клиенте.
— Эндрю Триппинг. Сорок два года. К суду не привлекался…
— Не совсем так, Питер.
— Но у вас нет ничего, что можно использовать в суде, верно, Алекс? Может, не будете перебивать, пока я не закончу?
Я положила блокнот на стол и стала лихорадочно листать в поисках фактов, способных подпортить благостный образ Триппинга.
— Закончил Йельский университет. Поступил в корпус морской пехоты. Несколько лет сотрудничал с ЦРУ. Сейчас стал консультантом.