…того, кто перекрывал выход, Егор выключил первым. Он был ближе. Чуть присев он с выдохом «засадил» ему свою правую, немного довернувшись в движении и включив всё тело в удар. Кулак, словно кувалда, врубился в солнечное сплетение, мгновенно сворачивая в мучительной судороге тело нежданного гостя. Второй, короткий удар, той же правой, пришёлся в область левого глаза: голова противника «поехала» резко вниз, вслед за скрючившимся туловищем и встретилась всё с той же «кувалдой».
Падая, словно подрубленный, ночной визитёр выронил пистолет, который Гор неловко подхватил из безвольных рук и тут же им воспользовался, только не по прямому его назначению…
Скользнувшая в помещение первой, тень, не задерживаясь, атаковала, стремительно и без промедления. В правой, чуть выставленной вперёд руке, угадывался нож. Шансов уцелеть против неё, в ограниченном тёмном пространстве, было маловато, так как противник двигался очень быстро, не давая возможности перегруппироваться. Правда, в ладони неудобно, дулом назад, лежала тяжёлая «волына»… и Горыныч, как учили в молодости, нестандартно, применил её, метнув резким кистевым броском, нападавшему прямо в голову. Пистолет смачно хряснул бойца, остановив его в каком-то метре от Егора и тот, зашатавшись, беспомощно зашарил в воздухе опустевшими руками. Смертельная «приправа» с глухим стуком выпала из ослабевших конечностей, а «искры» из глаз, которые посыпались у бедолаги, были вовсе не воображаемыми. Гор, решил не мучить ночного визитёра слишком долго и «потушил ему свет», опять пустив в ход свою «кувалду».
Добивать оглушённых не стал…
Он и так успел накосячить в Городке, а вдруг эта спецура, судя по ухваткам, ребята непростые, приходила по какой-то надобности, о которой Горыныч не знал. Разборки по этому поводу были впереди, вероятные огорчения тоже, радовало только одно: он вошёл в контакт полностью, присутствуя в нём не только на физиологическом уровне. Гор ощутил бой каждой клеткой своего естества, воспринимая движения противников ещё на расстоянии, своей аурой, своими электромагнитными полями, которые окутывали все его органы в отдельности и создавали плотный кокон, остро чувствующий любую агрессию. Психофизическое восприятие, вера в себя — тоже вернулись к нему. И это означало, что его способности полностью восстановились и один из самых грозных «Воспитателей» возвратился в свою шкуру готовый ко всему!
Славик-шериф пришёл за ними, как и обещал, в шесть утра. Спокойный, как удав, он со значительным видом и чувством собственного достоинства появился точно в назначенный срок. Правда, невозмутимость его враз улетучилась, после того как он прикрыл за собой входную дверь. Представшая перед ним картина, похоже, что вывела всё-таки его из равновесия. «Экскурсовод» в недоумении уставился на Горыныча, который, удобно устроившись на кровати, листал какой-то потрёпанный журнал. Рядом на кресле в обнимку сидели Ника и мальчишка. Перед ними на маленьком передвижном столике лежал пистолет с глушителем и, сравнительно небольшой, обоюдоострый нож с плетёной рукояткой, сделанный таким образом, что им легко можно было воспользоваться как в ближнем бою, так и метнуть в противника, при необходимости. У стены сидела весьма колоритная парочка — босые и связанные бойцы внешней охраны Городка, Зуб и Тагир. Репутация у этих громил была та ещё. С ними старались не связываться, хорошо зная этих забияк. Жаловаться на них было бесполезно, так как они считались ценными специалистами, и прикрывал все их художества сам начальник охраны. Они многим не давали житья, чувствуя свою безнаказанность, но в этот раз им не повезло. Оба с расквашенными вдребезги физиономиями, они даже не пошевелились, когда в комнату вошёл шериф. У одного из них изо рта торчал кляп, умело сооружённый из носков обоих «гостей». Другой был без затычки, но угрюмо молчал, наклонив голову, из рассечения, которое, загустев, повисло рдяным комком над бровью, медленно сочилась кровь.