Отсекая от несчастной собаки незатухающий крысиный поток, он действительно боялся в неё попасть, да и огонь прекращать было нельзя. Крысюки лезли и лезли, словно из бездонной бочки, ничего и никого не боясь. Разъярённые упорным сопротивлением длиннохвостые бестии заметили нового врага, переключая на него своё внимание. Максимум возможного в этой ситуации было сделано, но спасти последнюю самку погибшего клана всё же никак не получалось.
Ни технически, ни физически…
Впрочем, Горыныч в очередной раз убедился, что человеческие стереотипы привычные и работающие в той, прошлой жизни, тут, уже в который раз, показали свою несостоятельность. Бесспорно, обладающее определённым интеллектом животное само начало действовать, без чьей-либо помощи или подсказки. Перехватив поудобнее свою драгоценную ношу, собака побрела в сторону плюющейся смертью большой металлической коробки, стряхивая с себя прожорливую нечисть. Она не дёргалась, не шарахалась по сторонам, чтобы не попасть под стальной веер, несущий смерть, а шла спокойно и размеренно, будто на прогулке.
И тут Гор с ужасом услышал, как лязгнул за спиной незадраенный люк, и крышка с помощью микролифта щёлкнула, легко откидываясь в сторону.
— Вася, в рот компот! Убью, если жив останешься…
Но мальчуган ничего такого не слышал, он полз снаружи, по броне, навстречу плывущему в копошащемся месиве удивительному пепельно-серому существу. Собака-мать, каким-то образом достучалась до его сознания, моля о помощи: «Спаси моего сына, малыш!»
И Вася не посмел отказать…
Егор рванулся вслед, зацепился за что-то, пытаясь освободиться любой ценой, но крепкая, особо прочная материя даже не затрещала: «Наноткань, мать их!». Потеряв несколько драгоценных секунд, он всё же вывернулся и выскочил наружу. Подцепив пацанёнка с драгоценной ношей в обнимку одной рукой, другой, отбросил заскрежетавшую по левой стороне серую тень и юркнул вовнутрь, накрепко задраивая за собой проход.
А за толстой стальной обшивкой отсчитывало свои оставшиеся короткие мгновения любящее материнское сердце. Оно сделало то, что хотело, сохранив самого любимого щенка, так похожего на отца и пело от радости и счастья последнюю песню. Пело от ярости и упоения боем, уже никем и ничем не сдерживаемое. Все условности остались позади за той чертой, откуда нет возврата. И не нужно было держать строй, не нужно было бояться и стараться выжить любой ценой, чтобы спасать жизнь тем, кто был так мил и дорог.
Ничего этого уже не нужно было!
Теперь она могла стать сама собой и отомстить за себя и за свою погибшую стаю…