Пленные удивленно смотрят на меня, а затем, поняв, что вот он — шанс, кидаются на немцев, затаптывая мертвого унтера и раненого фельдфебеля, увлекая меня за собой. Слышатся редкие выстрелы. Вот промелькнул Фермер, короткой очередью из ППД снесший последнего охранника с вышки… Крики немецкие, мат русский. И я ору истошно, срывая горло:
— Анто-о-о-о-он! Анто-о-он!!!
Вдруг чья-то рука хватает меня за плечо и выдергивает меня из этой круговерти. Антон. Живой. И я. Тоже почему-то живой.
— Что стоишь, как блондинка на футбольном матче? — спрашивает Тоха, улыбаясь и поигрывая невесть откуда взявшимся у него «парабеллумом». — Ты как, в норме? Тогда пошли — работы еще вагон.
А у меня слов уже нет. Кончились все.
* * *
Из толпы нарисовался командир. Хлопнув Тотена по плечу еще раз, я строевым шагом пошел навстречу Саше. Остановившись в метре, встал по стойке «смирно» и уже было собрался рапортовать, когда он шагнул навстречу, сграбастал меня и принялся тискать, приговаривая:
— Вот ведь гадский папа, а! Вы только посмотрите на этого везучего говнюка!
— Я тоже очень рад вас видеть… — пробормотал я в ответ, лелея надежду, что Саня ничего мне не поломает.
Подошел немного растрепанный и непривычно выбритый Бродяга:
— Живой! Ну и то — хлеб! Ганса ты четко уделал, молодец! — и уже Фермеру: — Ну что, рвем когти?
— Нет, мля, загорать будем.
— Командир, нельзя людей просто так бросить! — горячо возразил я.
— Поговори мне! Ишь, Мать Тереза какая у нас выискалась…
— Саш, у меня есть идея… — не сдавался я.
— За минуту уложишься?
— Мужики, — начал я вполголоса, — если мы их сейчас оставим, то через пару дней половину переловят и на наш след упадут, а так, мы их колонной отконвоируем куда-нибудь подальше. А человек двадцать, самых надежных, при себе оставим… — я почти тараторил, стараясь уложиться в отведенное время.
— На хрена нам балласт? — перебил меня Фермер.
— Смотри, если мы закосим под эсэсманов, сопровождающих пленных, то можем прямо на шоссе поработать… Типа ремонт дороги или еще что…
Саша задумался, почесал нос…
— Резон есть. Сможешь, это стадо за пятнадцать минут сорганизовать — будет по-твоему. Нет — сам понимаешь…
— Разрешите выполнять, тащ майор?!
— Выполняй, — голос командира смягчился. — На, автомат свой забери…
— Михаил! Семен! — заорал я, что было мочи. — Ко мне давайте!
К этому времени толпа немного успокоилась, да и само освобождение произошло настолько быстро, что осознать случившееся успели немногие. Вдобавок немецкая форма моих боевых товарищей заставляла многих считать случившееся какой-то внутренней разборкой, а не налетом партизан-освободителей.