Мы приближались к мосту. Площади. Перекрестку.
«Мне нечего терять, у меня все уже было», — сказал я вслух и улыбнулся живым, казалось мне, обретшим новые мышцы, новую кожу, новую кровь лицом.
«Мне нечего терять, у меня все было, и никто этого не отберет», — сказал я себе.
«Я не волк, чтобы бегать от вас», — сказал я еще и вышел из троллейбуса.
«Я иду домой», — добавил я, закуривая на ходу.
Я не сбавлял хода и шел, легко отталкиваясь от земли, глядя в землю и улыбаясь самому себе. У подъезда я ловким щелчком бросил бычок, он отлетел далеко. Проследив его полет и его падение, я увидел ботинок, наступивший на мягко прикусанный мною фильтр.
— Хамас, твою мать! — сказал я, и мы засмеялись.
— Мать твою, Хамасище! — закричал я, и мы обнялись. — Ты откуда? Ты сбежал?
— Все нормально, — сказал он.
— А меня дома ждут, — внезапно вспомнил я с горечью, заглядывая Хамасу в глаза: может, он придумает что-нибудь, он на свободе теперь.
— Не, уже не ждут, — уверенно ответил Хамас. — Только что вышли. Между прочим, приветливо со мной поздоровались. «Приехал уже?» — спрашивают. «Приехал», — говорю. Велели передать тебе привет. Сказали, чтоб ты еще погулял. Сегодня на тебя отбой.
— Серьезно, Хамас?
— О таком не шутят. Это спецотдел конторы — по борьбе с терроризмом. Они возили меня в Саранск на опознание и тебя хотели везти. Но меня не опознали, и с тобой они передумали.
Мы перетаптывались, подталкивали друг друга, и мне хотелось немного станцевать или сделать кому угодно что-нибудь нежное. В мусорном контейнере, суровый и внимательный, ворошился бомж, и я с трудом удержался от желания обнять его и поцеловать в мохнатый и пахучий затылок.
Выйдя с Хамасом на майскую улицу, мы купили себе мороженого и ели его, похохатывая влажными белыми ртами. Мягкий асфальт стелился нам под ноги, и каждый встречный блудный пес приветствовал нас хвостом как единобеспородных, а иной из них влажно касался моей выставленной навстречу ладони своим мокрым, весенним носом.
Вечером мы опять поругались с женой.
Братик пришел из тюрьмы и взялся за ум. Б — Мама, — говорит, — я взялся за ум. Дай пять тысяч рублей.
Мать перекрестилась и выдала деньги, с терпкой надеждой глядя братику в глаза.
Братика звали Валек, а друг его был Рубчик.
Рубчику от папаши достался гараж. Дождавшись моего братика из тюрьмы, Рубчик предложил ему завязать с прошлым, устроить в гараже автомастерскую, тем и питаться.
Братик, в отличие от меня, умел делать руками все. Правда, последние семь лет он использовал руки для того, чтобы взламывать двери и готовить наркоту. Но предложение Рубчика ему понравилось, и парни стали думать, с чего начать. Решили купить убитое авто и сделать из него достойный тихоход.