Июль был смугл, но август бел,
и белы были сны.
Весь мир бледнел или седел,
как будто белены поел.
И было нам не по себе
от этой белизны.
Как привидение бела,
прикрывшись скатертью,
ты, кошкой выгнувшись, спала
и, просыпаясь, мило зла,
проклятья комарам слала,
смешно и матерно.
Во сне кружилась голова
и что-то давнее.
Дышала ты едва-едва,
нещадно растрепав диван,
вчерашний выветрив дурман
своим дыханием.
Ладонь твоя мою звала,
как птица ищет корм,
как жаждет дождь иссохший злак,
я руку дал, хоть ты спала,
свою ладонь в мою вплела
и нежно, и легко.
В беспепелье тобою выжжен,
вживался в трепет глаз.
В любви тобой —
в болотной жиже,
в любви твоей — в небесной выси.
И в линиях судьбы и жизни
стекался пот у нас.
От ветра дым паникадильный
проник в раскрытое окно.
А птицы по столам ходили
и наше выпили вино.
Я потерял спички. Коробок потерял, говорю.
Потерял ощущение бренности, гибельности
бытия.
Наглый, словно сорняк, стою на мокром ветру.
Счастье, как ты велико. Куда мне спрятать тебя?
Нет ощущенья холода, слякоти. Пелена
ветра, тумана и снега не настигает меня.
Что-то крошится в ладонях. Кажется, это зима:
бесится, но не слышна, будто в немом кино.
Не принимаю к сердцу. Не научусь принимать.
Очень хочу принять, но сердце, как тот щенок,
глупо сидит в углу, в лужице на полу.
То он полижет живот, то он почешет скулу.
Сердце, где ты и что ты? Ты что же, вовсе нигде?
Не знаю твое биенье, не чувствую тяжесть твою.
Господи, строгий Боже, как же ты не доглядел,
что я стою, улыбаясь. Даже что просто стою.
Нет ощущения времени. Теплый, безумный,
живой,
вижу сплошное счастье. Куда мне столько его.
Стыло, я знаю, стыло. Я знаю и не могу
впустить в себя хоть на атом черную синеву —
гарью пропахший вечер — город в грязном
снегу —
гибельность этого сердца — этого ветра звук.
Я не умею больше не миловать, не корить.
Что мне просить у Бога? Разве что прикурить.
Если в электричке,
сидя друг против друга,
мы прижмемся к обмороженному стеклу щеками
и
постараемся соединить губы,
то на стекле останется бабочка,
а
на наших щеках рисунок пальцев всех
желавших узнать, куда едем.