Все время, вплоть до этого мгновения, Гашпарац полагал, что занят нужным делом: он что-то предпринимал, хотел в чем-то участвовать, быть полезным, и это ощущение ему помогало, поддерживало его духовные силы. Сейчас, оставшись один, он представил себе, что произошло на Гредицах, заново увидел страшную сцену в маленькой кухне. И неизбежно должен был подвергнуть анализу собственную роль во всей этой истории: у него родилось сомнение, и он уже убеждал себя в том, что именно его мелочный эгоизм, выразившийся в настоятельном желании выяснить свое отношение к случившейся трагедии, узнать, почему убитая девушка хранила номер его телефона, позволил ему так бесцеремонно вмешиваться в жизнь и копаться в судьбах людей, а это безусловно повлияло на ход событий, придав им, может быть, совсем иное направление, повлекло новые несчастья. И убедительное свидетельство тому — происшедшее с Валентом. Чтобы отделаться от подобных мыслей, прекрасно, однако, сознавая, что ни о чем другом думать он не сможет, Гашпарац попытался воссоздать происшествия сегодняшнего вечера, восстанавливая их в памяти как можно более объективно, стараясь не упустить ни единой детали. Желая прийти к какому-либо выводу, он все время задавал себе вопрос: что же этот вечер помог прояснить.
Он вспомнил, как они со Штрекаром стояли над телом Валента и как ему тогда, вероятно вследствие неопытности, показалось, что стояли они непростительно долго; визит же к фотографу и дорога на Гредицы представлялись чем-то далеким. Тогда, в кухоньке, было слышно лишь их тяжелое дыхание. Ответ Штрекара на вопрос адвоката состоял из краткой констатации и одновременно приказа:
— Еще не мертвый, но не очень-то и живой. Не прикасайся ни к чему.
— Хорошо, — ответил Гашпарац, не находя других слов и понимая, что самое главное сейчас — проявить полное послушание. Он стоял опустив руки, с ощущением собственной беспомощности.
Штрекар, сидя на корточках, рассматривал Валента. Затем встал. Прерывисто вздохнул, приподнял тело и перевернул на бок. Гашпарац вспомнил, что это называется «придать телу крайне правое положение» при оказании первой помощи пострадавшему — это он учил на водительских курсах.
И тут Штрекар заторопился. Его движения стали быстрыми и решительными, слова короткими и четкими. Инспектор казался воплощением уверенности и рациональной деловитости.
— Дай ключи от машины, — потребовал он. Когда Гашпарац протянул ему ключи, он сунул в руки адвокату свой револьвер. — Ты останешься здесь, — приказал. — Я до первого телефона. Тотчас вернусь. Слушай внимательно: если что-нибудь заметишь, стань сюда, за буфет, и жди. Ты умеешь управляться с револьвером?