Весь остаток урока он готовился к тому, чтобы встретить взгляд Регины. Что он там прочтет? Жалость? Насмешку?
И как только прозвенел звонок, решительно повернулся вправо.
Но Регина, до сего момента то и дело на него поглядывавшая (он видел это боковым зрением), быстро опустила голову. Вид у нее был виноватый.
Вокруг все грохотали стульями, щелкали портфелями, тянулись к выходу, а Роб и Регина оставались на местах.
Коротко ответив тем, кто спрашивал его о самочувствии («Да нормально всё, башка только немножко и руку стеклом порезало, фигня»), Дарновский ждал, когда они наконец останутся вдвоем.
Не дождался.
Подошел Петька, оказывается, тоже не спешивший на перемену, крепко взял Роба за руку повыше локтя и прошипел в ухо:
– Чего это ты знаешь, дрочила?
Дарновский посмотрел на него снизу вверх, прочел в голубых глазах угрозу. И смятение. Внутренний голос Солнцева дрожал: «Неужели видел? Не может быть! Он же ни разу не повернулся».
Так и не въехав, что это он мог видеть и куда ни разу не повернулся, Роб шепнул:
– Видел, Петюнчик, всё видел. Но ты не трясись, я никому не скажу.
На красавца-спортсмена стало жалко смотреть – так он посерел и сник.
Чувствуя, что победил, хоть и не понимая, каким образом, Роб покровительственно шлепнул Солнцева по щеке – раз, второй. И тот ничего, стерпел.
– Ладно, Петушок, гуляй, у меня тут разговор.
И вот ведь загадка: Солнцев только носом шмыгнул. Молча вышел, оставил Роба вдвоем с Регинкой.
Она по-прежнему сидела, опустив лицо. Грудь под черным школьным фартуком быстро поднималась и опускалась – пришлось напомнить себе: в глаза смотреть, не на сиськи.
– Ты прости меня, – тихо сказала королева класса. – Это я во всем виновата. Из-за меня ты чуть не погиб. Надо было на Петьку, дурака, не орать, а сразу за тобой погнать. Чтоб извинился, привел назад. Он перехватил бы тебя у автобусной остановки, и ничего бы не случилось.
– А он ходил за мной? – удивился Роб.
– Да. Но ты уже уехал. Ведь, наверно, минут десять прошло.
Вот в чем дело, сообразил Роб. Я на остановке не десять минут, а больше получаса торчал. Значит, Солнцев меня видел, но звать назад не стал. И теперь психует, заметил я его тогда или нет. Ведь получается, что это я из-за него на дачу не вернулся и в катастрофу попал. И это всё, из-за чего он трясется? Выходит, слабак Петька. То-то у него голос такой хлипкий.
– Прости меня, ладно? – повторила Регинка. – Ну пожалуйста.
Наконец подняла глаза, на ресницах посверкивали хрусталем две слезинки. Нет, не хрусталем – изумрудинками.
«Пойдет звонить, что его с дачи выгнали. Или еще хуже