Археолога передёрнуло. Впрочем, раздражение его быстро уступило место равнодушию, на дне которого тёмными водорослями колыхался страх.
— Они были моими лучшими учениками. Все они были молоды… и, я б сказал, несколько самоуверенны. Они выдвинули интересную гипотезу о том, что высота мегалитов как-то связана с высотой солнца в различное время года… Двое должны были осенью отправиться на фронт… Не знаю даже, что вам ещё сказать…
— Они не пытались залезать на жертвенник?
Кауфман озадаченно нахмурился.
— Понятия не имею, не видел.
— А вы, профессор, не пробовали?
Археолог посмотрел на него как на ненормального.
— Помилуй вас Бог. Да и вообще, к чему вы всё это спрашиваете?
— Да так… В легендах говорится о волках, которые отбирают жизнь у человека, недостойного приблизиться к капищу. О двух чёрных волках с пылающими, понимаете ли, красным пламенем глазами, — Штернберг широко ухмыльнулся. — Не слишком оригинально, правда? Я так понимаю, это какая-то метафора?
— Просто старинное предание. Волки — это мифические стражи капища. В Тюрингенском лесу раньше действительно водилось множество волков, отсюда и легенда. Но их всех истребили. Местные жители очень давно не видели этих зверей.
— В легендах ещё сказано, что люди приходили на капище с молитвами, и молитва достойного могла заставить солнце «быстрее или медленнее катиться по небу». Это как следует понимать?
— Вы неудачно поставили вопрос, герр Штернберг. Это ведь всего лишь миф…
И тут Штернберг вновь ощутил испуг сидящего рядом человека. Археолог знает про временные аномалии, понял Штернберг, он с ними сталкивался, но не может их объяснить, и оттого ему страшно. Штернберг с трудом подавил желание похвастаться открытием и рассказать, как похожа скала Штайншпигель на чашеобразные скалы на Тибете, о которых ему говорил в личной беседе Шефер. Тибетские каменные конструкции тоже, по преданиям, созданы в незапамятные времена и способны сжимать и растягивать время…
— Ладно, а что, по-вашему, значит вот это — «достойный», «недостойный»?
— Раз вы читали статьи моего коллеги, вы сами всё знаете: человек кладёт на алтарь свою жизнь, отдаёт её на суд духу Зонненштайна, который и решает, отнять у человека жизнь или сохранить её, ответить или нет на его молитву…
— «Отнять жизнь»? А зачем тогда стражи-волки? Какая-то путаница компетенций получается. Впрочем, Бог с ними, с легендами. Вот что скажите мне, профессор: вас, кажется, беспокоили какие-то странные сны…
— Ничего подобного, — сухо ответил Кауфман.
Профессор лгал. Прикрыв глаза, Штернберг вслушивался в мысли археолога и видел смутные обрывки преследующих того снов: утёс у реки, залитый мертвенно-ровным светом, кровь в речной воде… Женщина, сидящая на берегу, укрытая, как белым покрывалом, густым потоком распущенных льняных волос. Археолог видел этот сон как раз перед тем, как обострившаяся болезнь вырвала его из рабочих будней. Женщина поднялась, хмуро взглянула на археолога прозрачными, как вода, холодными глазами и бросила ему под ноги белый камень; когда Кауфман поднял камень, тот стал чёрным.