Огонь был уже футах в ста и быстро удалялся, оставляя за собой дымящуюся пустыню. Леви покачал головой, словно сам не верил спасению:
— А я-то всегда думал, что это одна из ковбойских историй Чарли.
— Что-о? — Никки с трудом села. — Так ты меня обманывал?
— Да нет, в общем, не очень. Я предполагал, что старина Чарли малость приврал, но был уверен, что ты-то в безопасности.
Леви снял шляпу и принялся разглядывать здоровенную дыру с обугленными краями.
— Странно. Я помню, что вроде бы угли падали мне на спину, а вот этого я как-то не приметил.
Никки покосилась на Леви и сморщила нос:
— Фу-у! Похоже, твоя куртка здорово обгорела!
Леви понимал, что паленой шерстью несет в основном от мертвой лошади, но промолчал. Он пощупал опаленное пятно на рукаве.
— Черт! Хорошая была куртка!
— Велика потеря, — буркнула Никки. — В жизни не видела такого уродства!
Леви слабо улыбнулся. Он встал и стянул с себя тяжелую куртку.
— Может, она и не очень красивая, но мне здорово повезло, что она была на мне!
— Я тоже так думаю, но… Леви, что у тебя с ногой? — ахнула Никки. Джинсы Леви были порваны в верхней части бедра, и сквозь штанину проступала кровь. — Ты ранен?
Леви посмотрел на рану — раньше ее не было видно из-под куртки.
— Должно быть, напоролся на что-то, когда падал. Ничего, это не так страшно, как кажется.
При виде крови Никки вернулась к реальности. В те жуткие минуты, когда над ними бушевало пламя, она была не в состоянии думать ни о чем, кроме собственного спасения. Мир словно был застлан пеленой дыма. А теперь на Никки нахлынуло чувство вины и раскаяние. Она нагнулась и погладила лошадь.
— Бедная Конфетка… Она была такая хорошая…
— Я знаю… Прости меня. — Леви стиснул плечо Никки.
Никки судорожно сглотнула и опустила голову, пряча внезапные слезы.
— Ну почему ты не подождал, пока я очнусь? Это я должна была решать…
— Наверно, это оттого, — вздохнул Леви, — что я почти всю жизнь возился с лошадьми. Когда я увидел, что она сломала ногу, я поспешил избавить ее от мучений. — Он бережно отвел со щеки Никки непокорный локон. — Никки, ей было больно. Я не мог оставить ее мучиться.
— Я бы это сделала сама! Это была моя лошадь. Это мне следовало при… пристрелить ее, а ты… ты…
И, к своему великому стыду, Никки разревелась.
Леви поднял ее на ноги и притянул к себе.
— Никки, тебе необязательно было делать это самой, — тихо сказал он, гладя ее по голове широкой огрубевшей ладонью. Никки давала выход своему горю, а Леви баюкал ее в своих сильных объятиях и утешал как мог.
Наконец буря пронеслась, Никки только судорожно всхлипывала. Леви мягко заговорил: