Она была вынуждена постоянно не спускать с Ричарда глаз: он не старался пропустить ни одной юбки. И на следующий же день она услышала, как мать одной молоденькой еврейки из Италии умоляла его прекратить преследовать ее дочь.
— Что вам нужно от моей дочери, — кричала она, — если у вас самого жена — красавица?
Это было одновременно и унизительно, и обременительно, однако в ее собственных глазах Ричард был столь привлекателен, что, по ее мнению, большинство актрис должны были считать его неотразимым. Его реальная власть над их судьбами была очень велика, и в Зеленой Комнате шептались о том, что едва ли найдется в труппе хоть одна женщина, не соблазненная им.
Между тем была в труппе одна особа, которая не принимала его ухаживаний, чем приводила Дэйли в бешенство. Неужели она считает себя такой неотразимой, что позволяет себе смеяться над ним? Он твердо решил показать ей, что не намерен быть предметом насмешек; время шло, и он не мог думать ни о чем, кроме Дороти, уверенный в том, что рано или поздно сделает ее своей любовницей.
Он изменил тактику и, смеясь, сделал вид, что примирился с ее отказом принять его ухаживание. Между ними установились отношения, соответствующие их положению — владельца театра и актрисы, и он надеялся, что это были дружеские отношения. Он хвалил ее талант и отдавал лучшие роли, если не рисковал рассердить миссис Дэйли.
Кембл был одним из величайших актеров, и совместные выступления были для Дороти прекрасной школой. И вовсе не потому, что она смотрела на свои роли, как на возможность учиться, просто Кембл был хорошим учителем. В спектакле «Ричард III» он играл Ричарда, а она — леди Анну; в «Школе злословия» она получила роль Марии — не столь заметную, как роль леди Тизл, но все равно интересную; она играла Катарину в «Укрощении строптивой», Кембл был прекрасным Петруччо. И она чувствовала себя счастливой впервые за много месяцев, ибо верила, что Дэйли смирился в конце концов с ее отказом. Она постоянно слышала о соблазненных им молоденьких актрисах и о ревности миссис Дэйли. Бог с ними, думала она, это меня не касается. Я становлюсь знаменитой актрисой, и наступит время, когда я буду играть только в комедиях и смогу убедить антрепренеров в том, что песни и танцы — единственное, чего публика ждет от меня. Она была уверена, что поступила правильно, перейдя в Смок-Али.
В один день все рухнуло. Это случилось после спектакля, когда она уже уходила домой. Войдя в один из коридоров лабиринта, каким был Смок-Али, она неожиданно услышала, как кто-то позвал ее слабым голосом. Она остановилась. Она не узнала голос, но ей показалось, что это одна из молоденьких артисток.