* Эгиль Скаллагримссон (ок. 910-990) - выдающийся исландский скальд. О нем рассказывается в "Саге об Эгиле".
Я пришел за полчаса до начала службы и первым делом переменил на досках номера псалмов*. Из приуроченных к сегодняшнему воскресенью я выбрал первые три.
* Речь идет о досках на стенах церкви, где для удобства паствы вывешивают таблички с номерами псалмов.
Потом заглянул в ризницу - проверить, на месте ли бутылка. А после посидел на причетничьем стуле под каменной головой, раздумывая, что же я буду говорить, однако ни до чего не додумался. В маленькие окошки падало куда больше света по сравнению со вчерашним, но церковь от этого казалась еще более угрюмой и ветхой. Низко нависшими сводами она походила скорее не на храм, а на склеп. Облупившиеся, покрытые плесенью стены. Прелый запах загнивших цветов. На мгновенье мне почудилось, будто церковь - живое громадное существо. Что она - кит, а сам я - Иона.
Я сел за орган, намереваясь проиграть эти три псалма. Но не успел закончить и первый, как раздались шаги. Пришла та, кого я совсем не ждал. Нанна, мартовская фиалка. То есть, я хочу сказать, Аннемари. Серьезная, чуточку растерянная. Темные волосы покрыты красным цветастым платком.
Она развязала его.
- Пожалуйста! - сказал я, уступая ей свое место. И удалился в оружейную, пол которой выложен красными плитками.
Она заиграла. Я стоял и смотрел в открытую дверь. На двор, щедро залитый светом. Уже подошли некоторые из прихожан и в ожидании службы разбрелись по кладбищу, навестить, по обыкновению, могилы близких. Я слышал, как по-воскресному тихо похрустывал гравий. Выходя на дорожку, они щурились от яркого света. Их одежды были ослепительно черными.
Аннемари взяла слишком вялый темп. Что было на нее не похоже. И вдруг оборвала игру. Вышла в оружейную и стала за моей спиной. Я не обернулся. Так мы и стояли.
- Зачем ты рассказал ему о моем письме к Олуфу? - спросила она.
- Если уж ему не положено знать, то кому же? - отвечал я. - И потом, Нанна, я же не знал, что он не знает.
Но на самом деле ни она, ни я не сказали ни слова. Мы вели воображаемый разговор.
- Почему все так? - спросила она.
А я ей на это:
- Проповедник сказал: "Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы"*.
* Книга Екклесиаста, 7, 29. 115
И вновь оказалось, что мы с ней не перемолвились ни единым словом.
- Слышишь - жаворонок. - Это она уже произнесла вслух. У меня за спиной.
- Слышу, - ответил я. И шагнул во двор, оставив ее одну.
Увидев, как в калитку заходит мать Олуфа, я подошел к ней и поздоровался.