В небольшой, светлой кухне пахло луковым супом и свежемолотым кофе. Шипело, брызгаясь каплями жира, масло в жаровне.
Насухо вытерев тарелки, я начала нарезать овощи для салата. Из бара доносились голос Мэри, нестройный говор посетителей.
Простая, деловитая атмосфера действовала успокаивающе. Приятно было осознавать, что наконец-то занимаешься полезным делом. Когда-то, до переезда в Нью-Йорк, я не умела даже сварить яйцо. Пока позволяли средства, отец нанимал повара, в «Хогенциннене» готовила Агнес, так что нам с матерью не приходилось даже переступать порог кухни. Долгими зимними вечерами мы с Сэмом иногда пробирались в кухню, разогревали на плите ароматный какао и сидели рядом, как заговорщики, часами рассказывая друг другу разные истрии… Сэм, Сэм, почему я никак не могу вспомнить твое лицо? Вместо этого в моей памяти всплывает совсем другое, другая кухня. Газовая плита в жалкой квартирке, гордо именуемой «студией», в Нью-Йорке, в Гринвич-Виллидже. Запах томатного соуса и перца. Грубая холщовая занавеска, отделявшая кухню от мастерской, где стоял мольберт Пола. Обыкновенно, под вечер собирались приятели, было шумно, радиоприемник работал на полную мощность. Кажется, Полу нравилась кантри-музыка. В углу, словно айсберг, возвышался старинный кожаный диван, на котором мы спали, и я попыталась вспомнить, какими были объятия Пола. Это мне удалось, но вот его внешность… Может быть, если приложить больше усилий, я увижу его лицо. Но стоило ли стараться?
— Две порции ветчины с яйцом, сэндвич с сыром и один луковый суп, Морин, — донесся из открытых дверей голос Мэри.
Я принялась за работу. Нужно было спешить: в дневное время шоферы грузовиков не имели привычки засиживаться подолгу.
— Эй, хозяйка, — пророкотал чей-то бас, — вы так доверяете своей новой кухарке? Что если она перепутает соль с содой?
Ему вторил дружный смех нескольких глоток.
— Сомневаюсь, что ваши желудки способны почувствовать разницу между сливочным маслом и машинным! — язвительно парировала Мэри. — Берите свой суп и проваливайте!
— Не принимай близко к сердцу, хозяйка, — незнакомый бас заметно смягчился, — Сами знаете, что болтают в городе. В магазине кто-то пытался уверить нас, что и у, тебя с Питом не все в порядке с головой, коль вы приняли ее на работу.
— Ну, хватит. Здесь бар, а не парламент, — голос Пита дрожал от едва сдерживаемого возмущения. — Попрошу сплетничать где-нибудь в другом месте.
У меня задрожала рука, я чуть не выронила нож, которым резала овощи. В кухню вошла Мэри, бросила на меня быстрый взгляд: