Я покачала головой.
— Вы ошибаетесь. Насколько я понимаю, шериф вообще не собирался везти его в Гейнсвилл.
— Неужели? Может быть, имеет смысл позвонить Фостеру?
— Бесполезно…
Не обращая внимания на мои протесты, доктор Питерс поднял телефонную трубку.
— Соедините меня с шерифом, Кора. Нет-нет, ничего серьезного. Да, пожалуйста, если он дома.
Послышались длинные гудки, затем в мембране проскрежетал мужской голос: «Алло, Фостер слушает».
— Питерс. Добрый вечер, шериф. Меня интересует, какое заключение дал ветеринар по поводу собаки, принадлежащей мисс Томас…
Я не могла разобрать, что ответил Фостер, но этого и не требовалось. Все сказанное можно было прочесть на лице доктора Питерса. Его брови сдвинулись к переносице, рука, державшая трубку, напряглась — Алло, — донесся до меня голос шерифа, — алло, вы меня слушаете?
Доктор Питерс, не отвечая, повесил трубку, вытер лоб тыльной стороной ладони, откашлялся и наконец медленно произнес:
— Вы были правы, Морин. Этот кретин утверждает, что собака бросилась на него, и ему пришлось ее застрелить. В целях самообороны.
У меня перехватило дыхание. Хотя я уже знала, что Барон обречен с того момента как оказался в машине Фостера, только сейчас пришло ясное осознание того, что один из моих друзей мертв; Непоправимое произошло вновь. Казалось, я должна была разрыдаться, но слез не было. Я сидела как каменная.
— Дорогая бабушка всегда доводит задуманное до конца. Барон сильно мешал ей.
— Как и Сэм?
Я недоумевающе взглянула на доктора.
— Сэм? При чем тут Сэм?
— Вы сами с этого начали, Морин. Первые ваши слова были, что миссис Томас уберет Барона с дороги, как и Сэма. Что вы под этим подразумевали?
В растерянности я покачала головой.
— Не знаю. Не верится, что я могла сказать такое. Кажется, у меня совсем не осталось ни сил, ни желания бороться. Лучше всего оказаться в привычной обстановке. В клинике.
— Вы действительно хотите этого? Совершенно искренне?
— Увы, нет, — ответ получился простым. Гораздо проще, чем я ожидала.
Он с видимым облегчением откинулся на спинку стула.
— Но почему, почему вы так твердо уверены, что бабушка поставила перед собой цель уничтожить вас? Лишить вас всего, что вам дорого?
— Вы думаете, к амнезии прибавилась и мания преследования? — я с горечью усмехнулась.
Он протестующе поднял руку:
— Эти слова произнесли вы, Морин — не я. Я только задал вопрос.
Раскрыв на коленях сумочку, я достала сигареты, закурила. Мысли медленно, словно облака дыма, проплывали в голове. Можно ли было объяснить с точки зрения логики то, что терзало меня уже несколько лет?