В духе коллективного унижения я демонстрирую ему свою простыню с дыркой посредине. Он заметно бледнеет.
— Каспер-привидение! — Он отступает на несколько шагов к изгороди, чтобы получше рассмотреть меня.
От дальнейшего сдирания кожи меня спасает только появление Изобэль. Ее автомобиль останавливается рядом с нами, и боковое стекло в нем автоматически опускается.
— Сравниваете знаки отличия? — риторически осведомляется она. И выгружается из авто, одетая в длинное кремовое чудо с безупречно заглаженными складками-плиссе и тоненькими, как спагетти, бретельками.
— Ради всего святого, как тебе это удалось? — Я искренне изумляюсь.
— Иссей Мияке.
— Я не знал, что у вас домработница-японка, — говорит Роберт Басс.
— Я специально ее наняла, — сообщает Изобэль.
И тут я понимаю, что мои приоритеты неверны. Шоколадные торты анонимны, а дресс-код в высшей степени заметен.
Роберт Басс и я молча шагаем к нашему сладкому прибежищу.
— По поводу той вечеринки, Люси, — тихо произносит он. — Нам необходимо поговорить.
— Тут не о чем говорить. — Я оглядываюсь — на случай, не слышит ли нас кто-нибудь.
— Ты не можешь избегать меня вечно! — продолжает он, останавливаясь около стола, скрестив руки.
Трудно представить себе занятие более занимательное, чем беседа, которую пытается затеять Роберт Басс. Однако игровая площадка замирает в молчании. В короткой белой юбке, нательной броне и в шлеме с забралом и гребнем к нам направляется воин-центурион — точь-в-точь настоящий.
— Слава Цезарю! — восклицает он, приближаясь и салютуя в воздухе мечом. Знаменитый Папа прибыл. — Я здесь, чтобы защитить вашу честь, Люси, — шепчет он, когда Роберт Басс отходит к столу и начинает распаковывать торты. — До тех пор, пока первым не упаду в обморок. Все это слегка жмет. Думаю, я прибавил немного в весе, с тех пор как снимался в этом фильме. Должно быть, виной тому пиво.
— А не виски?
— Ну… и это тоже.
— Все могут занять свои места! — кричит Буквоедка, хлопая в ладоши.
Когда мы встаем за стол со сладостями, облака расходятся, и мы с Робертом Басом обнаруживаем, что из-за солнца, бьющего нам в спину, наши простыни оказываются совершенно прозрачными.
— Да, это не оставляет много простора для воображения, — говорит Знаменитый Папа, оглядывая нас с головы до пят из-под своего забрала, при этом ярусы его юбки красиво колеблются.
— Хорошо, что на вас хоть надеты плотные трусы, — говорит он Роберту Басу, обнимая его одной рукой и тыча своим мечом ему в живот.
— Пока мы тут стоим, наше достоинство защищают пироги и торты. Надо постараться продержаться здесь так долго, как только возможно, — говорит Роберт Басс.