Лиззи единственная не вошла внутрь, она застыла на пороге, как бы не рискуя переступить невидимую запретную черту, глаза ее приняли выражение недоуменного отчаяния. Она прошептала:
— Как странно… Зачем ему весь этот хлам? И почему мне сюда нельзя?
Йерн немедленно отозвался:
— Некоторые собиратели, знаешь ли, весьма эксцентричны.
Я поспешил поддержать его:
— У меня был один знакомый, он собирал, представьте себе, заколки для волос, шпильки, гребешки — и никому не показывал! Даже собственной жене. Мы с ним однажды напились вдвоем и он похвастался, что у него есть шпильки Марии-Антуанетты и какие-то гребни Жозефины, возлюбленной Наполеона. Я потом попросил его показать, но он очень смутился и ответил, что это был пьяный бред… Бывают такие чудаки.
Я, разумеется, приврал, мне просто хотелось, чтобы Лиззи немного успокоилась.
— Он не мог притащить это в дом, — сказала она чуть громче. — Посмотрите, какой большой якорь! Он, наверно, очень тяжелый… Нет, я думаю, все это было здесь еще раньше, до нас.
— Однако здесь есть нечто свеженькое, — проговорил Танкред. — Взгляни-ка, что тут написано!
Мы оглянулись на спасательный круг, куда указывал Танкред. Крупные, четкие буквы на белом фоне гласили
— Эстонский корабль?! — воскликнула Эбба и подошла к белому кругу на стене. — Может, он сам написал это слово? Нет, знаете, краска старая и на ней следы соли. Похоже, этот круг поплавал-таки в морской воде.
— Браво, фру Шерлок Холмс, — суховато откликнулся Танкред и подошел к бюро. Он заглянул в рукопись и сказал:
— Страница недописана. Любопытно… Что-то о сатане. Карстен, это, кажется, по твоей части!
Йерн не ответил, он был занят осмотром матросской одежды и с видом придирчивого покупателя вывернул наизнанку очередные жуткие штаны.
— Будьте добры, не надо тут ничего трогать! — попросила Лиззи, не двинувшись, впрочем, с порога. — А то будет заметно, что мы тут побывали… Мы все посмотрели, давайте пойдем вниз!
— Секундочку, Лиззи! — Йерн, как заядлый старьевщик, копошился над последней робой. — Я нашел тут…
Он не успел закончить фразу. Сдержанно-мягкий, но одновременно властный голос раздался как гром среди ясного неба:
— Я вижу, вы обнаружили мою маленькую пещеру.
Если бы мне за шиворот вылили ушат ледяной воды, думаю, эффект был бы слабее. Ужас пронизал меня до костей. Я втянул голову в плечи и повернулся на прямых деревянных ногах. В дверях стоял Пале с непроницаемой полуулыбкой античной статуи на бледных губах. Бьюсь об заклад, никто из нас не слышал его шагов — он возник на пороге, будто вырос из-под земли. Я уставился на него, как кролик на удава.