— Я?.. Мне бы привел господь, я бы женился.
— А ты разве неженатый?
Гаврилов сделал на своей постели нетерпеливое движение.
— Ты знаешь ли, — спросил он резко, — почем в нашей стороне пул хлеба?
— Пожалуй, не рупь ли с полтиной…
— То-то. Так неужто же при наших достатках жениться?
— А ты бы другого места поискал.
— Бывал и в других местах. Не фартит. На приисках служил и спирт нашивал… Только и нажил что ломоту в ногах. Нет, по нашему месту надо совсем бессовестному человеку быть, тогда станешь богат…
— А невеста есть?
Гаврилов молчал. Слабый огонек его цигарки как-то задумчиво вспыхивал и угасал за перегородкой. Писарь курил и мечтал.
— Поглядываю тут на одну. Да что! Я беден, она и того беднее. Так и не говорил ей ни разу… Другое бы дело, кабы бог помог… Уехали бы мы с ней из этого гиблого места, зажили бы себе тихонько, свое бы дельце завели.
— Какое бы ты дело стал заводить?
— Я-то?
— Да.
Опять Гаврилов замолчал, как будто не решаясь посвятить Чепурникова во святая святых своих мечтаний.
— Кабак в своем месте открыл бы, — сказал он. — Чего лучше? Спокой!.. А народ у нас к вину наваженный…
III
Огонь в печке угасал. Как это часто случается после сильной усталости, я спал плохо. Забываясь вполовину, я терял минутами сознание времени, но вместе с тем ясно слышал порывы ветра, налетавшего с ленской стороны, слышал, как он шипит снаружи у стен и сыплет снегом в окна.
Вдруг с одним из этих порывов до меня долетел слабый звон колокольчика. Звук этот чуть коснулся слуха и тотчас же потонул в шипении метели. Но через минуту он повторился, опять исчез и потом зазвенел яснее, дольше, с короткими перерывами. Чуткий Гаврилов поднялся за перегородкой, зажег свечу и кинул несколько поленьев в печку.
— Ох-хо-хо! — зевнул он и перекрестил при этом рот. — Господи-владыко, царица моя небесная!.. Кого еще бог дает, уж не почтмейстер ли? Едет что-то шибко… Простого пассажира этак не повезут…
Дверь отворилась. Староста в дохе и теплой шапке появился на пороге с ручным фонарем.
— Проезжающий, Степан Гаврилович! Слышите, что ль?
— Слышу. Пожалуй, не почтмейстер ли из Киренска. Торопи ямщиков на всякий случай. Чтоб без задержки.
— Выкатили. Лошадей хомутают.
— Чтобы живо!
— Единым духом… — И голова старосты исчезла за дверью.
— А? Что тут такое? — встрепенулся вдруг Чепурников и сел на полу, тревожно бегая по комнате глазами.
— Ничего. Проезжающие.
— Черкес?
— Какой тебе черкес… Спи ложись.
Чепурников упал на подушку. Он спрашивал сквозь сон.
Стук копыт и звон колокольчика стихли у ворот.
Слышно было, как ямщики торопливо выпрягают лошадей, побрякивая снимаемым колокольчиком, и еще по временам доносился со двора чей-то резкий, повелительный голос.