Я в оцепенении опустилась на диван и погрузилась в свои мысли. Не помню, ушел ли дядя Боб. Не помню, спала я или бодрствовала. Не помню, как сползла на пол и укуталась в одеяло, сложенное в углу. Не помню, когда — я не имею в виду точное время — я превратилась в клиническую идиотку, каковой, увы, и остаюсь по сей день.
Не суй нос в дела драконов: ты хрустящий, а с кетчупом — очень вкусный.
Наклейка на бампер
Нет, это неправда. Я помню точный момент, когда превратилась в законченную, клиническую идиотку, которой нельзя позволить жевать на ходу жвачку, не говоря уже о том, чтобы вообще выпускать одну на улицы Альбукерке. Я сею смерть и разрушение с того самого дня, как появилась на свет. Даже моя мать оказалась беспомощной перед моим пагубным влиянием. Она умерла из-за меня. Я необратимо портила жизнь всем, кого знала.
Моя мачеха это понимала. Она пыталась меня предостеречь. Но я не послушала.
Мы гуляли в парке — моя мачеха Дениз, Джемма и я. Еще там была миссис Джонсон, как и каждый день вот уже два месяца; она вглядывалась в ряды деревьев, точно надеялась заметить свою пропавшую дочь. На плечи миссис Джонсон набросила свой неизменный серый свитер и куталась в него с таким отчаянием, словно боялась, что если он распахнется, ее душа вылетит из тела и ей никогда не удастся ее поймать. Тусклые каштановые волосы женщины были кое-как собраны в пучок, из которого во все стороны торчали пряди. Дениз, позабыв обычный эгоизм, сидела возле нее, пытаясь завязать разговор, но получалось плохо.
Мачеха предупреждала меня, чтобы я не рассказывала о призраках при посторонних. Она говорила, что мое «воображение» расстраивает людей, и несколько раз пыталась убедить отца сдать меня в психушку. Но к тому времени папа уже начинал верить в мои способности.
В общем, нельзя сказать, чтобы я не понимала, что говорить об этом не стоит. Но миссис Джонсон была убита горем. Она устремила невидящий взгляд в пространство, а лицо ее стало почти таким же серым, как свитер. И я подумала, что ей хотелось бы знать, где ее дочь. Вот и все.
Я подбежала к бедняжке, улыбаясь во весь рот. Ведь я несла ей лучшую новость, которую она так давно хотела услышать. Потянув ее за свитер, я указала на полянку, где играла ее дочь, и проговорила: «Вон она, миссис Джонсон. Бьянка вон там. Она вам машет. Привет, Бьянка!»
Я помахала девочке в ответ. Миссис Джонсон, задыхаясь, вскочила на ноги. Схватившись за горло, она безумным взглядом искала свою дочь.
— Бьянка! — пронзительно вскрикнула она, бросилась вперед и, спотыкаясь, побежала по парку. Я думала отвести ее туда, где играла Бьянка, но Дениз схватила меня. С помертвевшим от стыда лицом она смотрела, как миссис Джонсон бежит по поляне, истошно выкрикивая имя дочери. Мачеха крикнула какому-то мальчишке, чтобы он вызвал полицию, и помчалась за ней.