Вот что — я просто суну нос за дверь и тут же уйду. Вреда не будет. Я просто чуточку приоткрою дверь, и если никто не ответит (а никто, разумеется, не ответит), я только произнесу его имя, «Лукас»… всего один раз, я скажу «Лукас»… и немедленно уйду.
— Лукас?.. Лукас?.. Эге-ге-гей?..
Черт. Ну вот. Сказал два раза, а не один. Еще и идиотское «эге-ге-гей» добавил для ровного, блин, счета. А сейчас я вхожу в спальню, чего вовсе не собирался делать. Какая славная большая комната. Роскошно обставленная. Огромная кровать с пологом на четырех столбиках, смотрите, что за драпировки. Пурпурный бархат. Здесь темно. И я только что заметил кое-что еще. На окне. Знаете, что? Занавески. Ну-ну. Гм. Думаю, мне пора. Наверняка люди забеспокоятся. Ой, смотрите — там еще одна дверь — и тоже приоткрыта. За ней свет горит. Я только… ну, слушайте, я только суну туда нос, да? Выключу свет, может быть… а может, оставлю, я не знаю. Чем-то пахнет — приятно. Не могу понять, чем. Ладно: одним глазком, хорошо? И потом уйду.
О боже. Иисусе. Какой удар. Потому что Элис — она здесь. Сидит на стуле. О боже мой — она смотрит прямо на меня. Ничуть не весела. Я вляпался — я что-то прервал. О боже, зачем я здесь? О боже, зачем я сюда приперся? Мне заговорить? Уйти? Я же не могу просто так уйти? Надо что-то сказать… Боже: у нее такой вид, будто она по правде… ненавидит меня, что ли. Она так смотрит — это невыносимо.
— Элис?.. Привет. Это всего лишь я. Слушай, извини, если я, гм… Ты, ну?.. Слушай — не злись, Элис, — я просто пришел проверить… Лукас здесь, да? Не заболел, ничего? Могу я, гм, — что-нибудь сделать? Элис?..
Она словно в трансе. Я подхожу чуть ближе. Она не двигается, ничего. Просто смотрит. Я слегка перепугался, если честно. И, господи Иисусе. Я только сейчас заметил, во что она, гм, — одета, боже правый. Что-то вроде туго затянутого корсета… длинные ноги — и не подумаешь ведь, да? и не подумаешь, что у Элис они могут быть длинные, — она вытянула их перед собой, да, длинные темные ноги в прозрачных черных чулках, видите. Боже, о боже мой, только бы она заговорила. Потому что я ведь не могу теперь притвориться, будто ничего не видел? Вот она, сидит передо мной, одетая в самые интимные вещи…
— Элис? Эй? Могу я чем-то, гм?..
А затем я, кажется, вздрогнул очень сильно, потому что внезапно ее рука взлетела, указывая, надо полагать, направление — она изогнула запястье, взмахивала кистью туда-сюда — кажется, куда-то за спину. Она по-прежнему смотрела: смотрела на меня в упор. И только сейчас я понял, что это за запах — запах, который неожиданно сгустился вокруг меня, — это сигара, вот это что. Безошибочно узнаваемый аромат хорошей гаванской сигары. Так. Так-так-так.