И устала — проступили морщинки, незаметные раньше, тень намекнула о своем существовании под глазами. Боится его или себя?
Что бы то ни было, сейчас ей надо дать передохнуть. Поверить, что он ей не опасен, расслабиться. Дима потом у нее спросит, почему она так напряжена и чего так испугалась. Или не испугалась?
Если он выкажет свой интерес сейчас — она сбежит! Факт.
«Ладно, Машка, расслабься, ни о чем не думай, отдыхай! Парни за тобой присмотрят».
— К сожалению, мне пора, — поднялся со своего места Победный.
— Как же так, Дмитрий Федорович? — расстроился Игорь Алексеевич, подскакивая вслед за гостем. — Впереди коктейль, танцы и фейерверк!
— Жаль, но мне надо ехать. Дела в Москве.
Про дела и Москву он упомянул исключительно для Машки, объяснять свои поступки и решения кому бы то ни было не в его правилах.
Маша расслабилась, почувствовав «Уф!» организма и сознания, и тут же расстроилась, вроде бы туча миновала ее стороной — он уезжает! Но он уезжает, и они больше никогда не увидятся!
— До свидания, Мария Владимировна, — галантно, отстраненно кивнул господин Победный. — Приятно было познакомиться.
—- Мне тоже приятно, — ответила она по-французски, — удачи вам. Прощайте. Как навеки простилась. — Прощайте, Осип Игнатьевич. Она ушла минут через десять после отбытия господина Победного со товарищи, сославшись на принятую причину — головную боль, не придумав ничего оригинального.
Игорь Алексеевич поуговаривал для приличия, но к Марии Владимировне, «простому историку», потерял всякий интерес. Она скорее мешала «простотой», а главный гость, ради более близкого знакомства с которым все и затевалось, уже отбыл.
Маша захлопнула дверь номера, привалилась к ней спиной, скинула босоножки, отбросила их куда-то, съехала по двери и, усевшись на пол, вытянула ноги.
Она справилась! Она молодец!
Да и ни с чем особым справляться не пришлось — только с собой. Дмитрий Федорович не выказал никакого интереса к ее персоне — ни человеческого, ни мужского.
Поприсутствовал в рамках светскости, поддержал непринужденную беседу ни о чем, порадовал французским и убыл. В Москву!
Перед уходом обжег Машку пламенем — непонятным, испугавшим!
Она и так весь вечер чувствовала его рядом всем телом, каждой клеткой, и ее правый бок плавился от его близости.
Но тот напалм непонятного происхождения, пыхнувший в нем и зацепивший Машу, был такой мощи, что напугал ее не на шутку.
Что с ним случилось? Что вызвало такой огонь? Она не узнает.
Господи, зачем он только появился в ее жизни?! Перебаламутил все!