Командовал основательно урезанным отделением уже не пьяница Фрибель, а Франц Вайсдорф, тот молоденький унтер, что служил ординарцем у Штернберга. Самого Штернберга можно было увидеть нечасто. Поначалу Хайнц надеялся, что необыкновенный чиновник будет уделять присвоенной группе солдат особое внимание, будет воспитывать кого-то вроде трансцендентно восприимчивых бойцов специального назначения (подобные фантазии были, Хайнц понимал, просто глупыми, но от них никак нельзя было отделаться). Однако превращать группу новобранцев в расчёт экстрасенсов для немыслимого «оружия возмездия», похоже, никто не собирался.
Перемывание штернберговских костей быстро сделалось любимейшим занятием отделения. С удовольствием смаковались многочисленные слухи, просачивавшиеся из штаба подобно аппетитным запахам с офицерской кухни. Ярым добытчиком и коллекционером этих слухов стал, разумеется, Пауль Пфайфер. Оставалось только догадываться, какие из приносимых болтуном Пфайфером сведений были хотя бы частичной правдой, а какие — плодом его шального воображения. Каждый вечер сослуживцы просили Пфайфера рассказать что-нибудь новенькое про командира — чтобы потом обсуждать услышанное, покуда на зубах не навязнет, — а Пфайфер и рад был стараться.
Говорили, что офицеры штаба все как один боятся Штернберга и стараются пореже попадаться ему на глаза (что Хайнц отнюдь не находил удивительным). Поговаривали, что Штернберг прилюдно унизил нескольких высокопоставленных берлинских чиновников и сорвал важное совещание. Утверждали, что он умеет как лечить, так и насылать болезни одним прикосновением пальцев. Рассказывали, что в прошлом он руководил раскопками каких-то мегалитических памятников. Предполагали, что Штернбергу выделили необъятные покои в подземельях штаба для занятий чёрной магией — все стены там сейчас якобы в рунических символах, а на полу горит зелёное пламя. Опасались, что Штернбергу служат какие-то невидимые соглядатаи. Шептались, что у него есть чёрный чемодан в форме гроба, где хранится огромный ключ от ворот ада. Сообщали, что наказывает Штернберг редко — но зато очень жестоко.
Большую часть этих слухов Хайнц считал чистейшим вздором. Однако вскоре случилось нечто такое, о чём ему не доводилось слышать даже в самых бредовых россказнях.
Это произошло на стрельбище. Хайнц поднялся с затоптанной травы, закинул за спину винтовку — и вдруг ему на плечо легла тяжёлая ладонь. Он подскочил от неожиданности и услышал тихий бархатистый смешок:
— Вас слишком легко напугать, легионер.
Штернберг исхитрился подойти совершенно незаметно. Хайнц в полнейшем замешательстве уставился на носки ботинок.