— Вот-вот, иголки! Мы ж не китайцы, чтобы нас иголками пользовать! Он бы еще заговорами лечить начал! А вот в чем он действительно разбирался, так это в своих медсестрах. Вот они то, бабы, у него все мозги и повысосали.
— А у тебя, — даже разозлился я, — у тебя не повысосали?
— Что же я? Я, конечно, тоже не без грешков, — на удивление спокойно согласился Папа. — Что правда, то правда. Но теперь с этим покончено. Блюду себя и живу в нравственной чистоте, — с гордостью сообщил он. — Я теперь вообще вроде девственника.
— Ты?! Девственник?
— Честное слово, — серьезно заверил он. — Я теперь иногда сам себя не узнаю. Сплошные посты да молитвы. Как будто какая-то высшая цель у меня вдруг появилась…
Он говорил это с такой убежденностью, словно хотел внушить это если не мне, так по крайней мере себе самому. Что же касается его «цели», то я, кажется, не слепой: видел эту его «цель», даже говорил с ней.
Он слегка наклонился ко мне и поманил поближе. Даже покосился на дверь, словно могла показаться она, его «цель».
— Знаешь, — доверительно заговорил он, — я уже до того себя довел заботами об этой самой нравственности, что почувствовал, что, не дай Бог, на стену полезу или снова примусь за секретарш… Что делать! Вот я и решил недавно немножко проветриться. Чтобы только, как говорится, оскомину сбить. Стал, естественно, искать, кого бы взять в компанию, чтобы не доводить до непотребства профилактическое и гигиеническое мероприятие. Но как-то так оказалось, что никого не случилось под рукой. Не тебя же, в самом деле, мне на это подписывать, Серж!
— Это точно, — подтвердил я, — не меня… Ну и как же ты выходил из положения? Неужто одними молитвами и постом?
Папа поднялся из-за стола, а затем, сунув в зубы сигарету, улегся на диван. Не нужно было быть физиономистом, чтобы понять, что им начала овладевать самая тяжелая свинцовая мрачность. Теперь в его словах не проскальзывала даже злая ирония.
— Так вот, — повторил он, — под рукой никого не оказалось.
— Пригласил бы Толю, — сказал я.
Начальник Папиной охраны Толя Головин, несмотря на пылкую женушку Анжелику, был большим ценителем женщин вообще.
— Конечно, сначала я так и подумал, — вздохнул Папа. — Намекнул ему, но тот объяснил, что всегда, когда находится при мне, считает себя при исполнении. Не получится, говорит, у меня ничего, Папа. Когда ты рядом, у меня одна мысль: как бы тебя, Папа, не достали. Чувство долга, понимаешь. Для меня, говорит, в этот момент баловства как такового не существует. Ты уж, Папа, развлекайся в свое удовольствие, а я тебе, если хочешь, свечку подержу. На хрена, отвечаю, Толя, ты мне нужен со своей свечкой.