— Не убивать! Бросить живым! — Немец в черном плаще повернулся к другим автоматчикам: — Помогите!..
На Костю набросились еще двое.
— Что вы делаете, изверги! — с силою крикнул Шерстнев. — Остановитесь!
Один из автоматчиков, державших Шерстнева, двинул его автоматом в подреберье. Шерстнев задохнулся от острой боли, но устоял на ногах.
Вчетвером немцы повалили, наконец, Костю на палубу и, схватив за ноги и за руки, начали раскачивать:
— Айн!
— Цвай!
— Драй!
— Ахтунг!..
В луче прожектора Шерстнев поймал взглядом искаженное страхом лицо Кости с плотно закрытыми глазами и стиснутыми зубами.
Подброшенный вверх, Костя перелетел через борт и провалился в ночную тьму, проглоченный клокочущей бездной океана…
Шерстнева, ослабевшего от удара автоматом и потрясенного жестокой расправой над Костей, грубо втолкнули в тесную освещенную каюту. Там было несколько вооруженных немцев. Они прижали Шерстнева к стене и быстро обыскали. Сорвали с руки часы. Сдернули с шеи шерстяной шарф.
Потом его снова подхватили под руки, вывели из каюты и потащили мимо орудийной башни, между какими-то надстройками — к люку, у которого стояли автоматчики. Один из них открыл крышку, и Шерстнева бесцеременно сбросили в зияющее отверстие…
«Кажется, конец…» — подумал Шерстнев. Но чьи-то сильные руки подхватили его на лету.
— Василий Иванович, вы? — услышал он голос Борщенко. — Больше там никого не осталось?
— Там остался Костя… Навсегда остался… — Превозмогая боль в груди, Шерстнев повысил. голос и рассказал, как погиб Костя Таслунов…
Установилось тяжелое молчание. Слышались только удары волн в обшивку корабля и стук работающих машин.
— А где раненые? — спросил Шерстнев.
— Их сразу же забрали в корабельный лазарет.
— А у Коли Муратова фашисты нашли Гитлера, — сообщил протиснувшийся к Шерстневу Сережа Степанов. — Наверно, теперь Колю повесят…
— Рисунок, что ли, какой? — забеспокоился Шерстнев.
— Нет, слепил из хлеба.
Шерстнев подозвал Борщенко, и они тихо переговорили.
— Здесь, ребята, придется вести себя осторожно! — строго сказал Борщенко собравшимся около комсомольцам. — Кирилл, где ты?
— Ну зачем тебе Кирилл? — хрипя и шепелявя отозвался Пархомов.
— Что это ты так шипишь?
— Заехал я фрицу в ухо, а он мне ответил в зубы. И другой фриц помог. Расквасили Кириллу нос и губы. Трудно говорить…
— Ну, коли так — молчи. Потом поговорим.
— А мне, сукины дети, ребра наломали. Еле дышу… — подал голос Кузьмич.
— Скоро людей начнут таскать на допросы… — сказал Шерстнев. — Пока мы вместе, надо договориться кое о чем…
— Да, Василий Иванович, это важно…