Но все равно – он ее любил. И просто так это оставлять – не хотел.
Вариантов действий, в сущности, было немного. Первый – выбить из нее правду, кто продает ей наркотики, а потом навестить этого пана. Или паненку, неважно. Как ни странно – граф Ежи даже не подумал обратиться в полицию: как и всякий шляхтич, он презирал полицейских и считал, что все проблемы он должен решать сам. Другой вопрос – как выбить, ведь добром она не скажет, а вожжами отхлестать – так она его сама об этом недавно просила.
Нет, добром она не скажет – из принципа. Не захочет, чтобы кто-то лез в ее личную жизнь.
Второй вариант – узнать как-то самому. Проследить, что ли? Граф Ежи не знал, как следить, но иного выхода у него не было.
С этой мыслью граф Ежи сделал и вовсе несусветное, святотатственное – он открыл ящик письменного стола, который имел право открывать лишь отец. Рука нащупала шкатулку из черного дерева, которую он видел всего один раз – но знал, что там лежит.
В шкатулке лежал роскошный, времен еще второй отечественной войны офицерский короткоствольный Наган – оружие, оставшееся еще от прадеда. Прадед графа Ежи, лейб-гвардии поручик Влодзимеж Комаровский в составе гвардейской кавалерии брал Багдад. Оружие это ему вручили уже потом, несколько лет спустя, и вручал его прадеду лично фельдмаршал Корнилов. За заслуги, которые не могут быть поименованы в приказе – прадед так и не открыл этой тайны никому. Тускло блестела серебряная планка с русским двуглавым орлом, напоминая о героизме старых времен и о старых бойцах, оставивших им величайшую империю в мире. На фоне этого, все сомнения и метания вдруг показались молодому графу Ежи такими низкими и недостойными – что ему стало стыдно.
– Прости… – тихо сказал он, пряча Наган за пояс – прости, но мне он очень нужен.
Патроны – они лежали рядом, семь отполированных до блеска золотых цилиндриков – он брать не стал, эти патроны старше его. Купить в оружейном магазине, многие любят этот безнадежно устаревший револьвер и патроны к нему изготавливаются и продаются. Захлопнув шкатулку, он бережно убрал ее обратно. У двери кабинета остановился, подумал, достал револьвер из-за пояса и переложил в карман брюк – туда он лег идеально.
Старый Бронислав ждал его у парадной двери, и губы его дрожали.
– Пан Ежи, я…
– Ты правильно поступил, Бронислав – перебил его Ежи – только надо было сказать мне – а не отцу. А теперь дай мне пройти, я спешу.
С высоты парадного входа старик Бронислав наблюдал, как его воспитанник, с которым они еще десять лет назад бродили по лесам в поисках грибов вскочил в машину, словно в седло жеребца, с ходу газанул, развернувшись с ручником на пятачке. Он хорошо знал Ежи и знал, что тот задумал что-то неладное. И знал – что если он задумал что-то неладное – остановить его не сможет никакая сила в мире.