Юрка замолк, уставившись в одну точку.
— Где ее похоронили? — уже спокойно и отчужденно спросил Юра. — Можешь показать?
— Я же сказал: на христианском кладбище, два километра от города.
— Знаю, — сказал Юрка, вспомнив недавние похороны. — Найду. А табличку с этой мерзкой фамилией «Шрамм» утоплю в сортире… Бедная моя девочка, тебе при жизни не везло и после смерти над тобой издевались!..
— Так это была… — стал прозревать Сирега.
— Это была моя несчастная любовь, Сережка. Вы украли ее тело, моей Машеньки, чтобы справить свои дела… Пусть ей там будет хорошо! Она всегда была неземной и не обидится, что ее несчастные останки сожгли еще раз, если это нужно было для доброго дела. Пусть будет так…
— Ну вот и славно, — облегченно вздохнул Сирега.
Они разговаривали шепотом. Сирега прекратил смолить сигареты. Он предчувствовал, что в квартиру сегодня придут.
— А какая она была, Маша? — тихо спросил Сирега. Ему захотелось узнать о погибшей девушке, которая так странно вошла в его судьбу.
— Она была очень красивая. Но никто этого не замечал. Свои чудные волосы она прятала под тугим платком, боялась, что ее остригут, как барана. Мы с ней давно подружились, и однажды я привел Машеньку в свою чердачную каморку. Эта маленькая комнатушка под крышей была моим первым жилищем, где я мог жить в одиночестве, без счастья коллективизма.
— Как я тебя понимаю! — грустно отозвался Сирега. — Как я мечтал, сидя в камере, о своем уголке! Не видеть каждый день одни и те же противные лица, побыть в одиночестве — какое это счастье!
— И вот, — продолжил Юра, — я привел ее к себе, она сняла платок и попросила подогреть ей воды, чтобы помыть голову. И я сам помыл ей волосы. Когда они просохли, я увидел золотое волшебство. И ее переменчивые глаза: то голубые, то зеленоватые, заглянешь — словно в непознанный тайный мир окунешься… Чаще она молчала, но, когда была весела, превращалась в неистощимую выдумщицу, проказничала, а то вдруг снова задумывалась, будто душа ее мгновенно переносилась в дальние миры. Она так и считала, что на земле она временная пленница… Я купил ей короткую юбчонку и блузку и выбросил ее старый рваный халат. Какое же это счастье — одевать любимую девушку! Мы тайно встречались и так полюбили друг друга, как никого в жизни еще не любили. Я сирота, матери не помню, все, что от нее осталось, — маленькая записочка, в которой она просила, чтобы меня назвали Юрой.
У Машеньки умерла мать, отца она не знала. Но однажды призналась, что отец ее сидит в тюрьме, рецидивист, а она его боготворила и мечтала когда-нибудь увидеть.