И тут Юрка стал потихоньку «врубаться».
— А ну вылазь оттуда!
— Не вылезу!
— Ну как хочешь. У меня тут гвоздики и молоточек есть… Крышечку приколотим, и сиди себе там на здоровье.
Юрка решительно вылез из гроба, сделал вид, что ищет молоток. Нервы у соседа не выдержали. Он с грохотом сбросил вниз крышку, осторожно слез со штабеля из гробов. Перед Юрой предстал известный поджигатель по кличке Пиросмани. Лицо его закоптилось до неузнаваемости. После грандиозного поджога он, как и водится среди пироманьяков, испытывал сложное чувство восторга и одновременно раскаяния. Впрочем, второе было достаточно напускным.
— Я виноват! — воскликнул Пиросмани и ударил себя по щеке. Потом он принял позу наказанного ребенка и выдавил: — Мне не хотелось это делать, но я не смог удержаться.
Юра убрал доску, открыл дверь, крепко ухватил больного за ухо, вывел во двор. В предутренних сумерках дом казался внезапно умершим гигантом.
— Во время пожара погибла Маша. Она сгорела… — дрожащим от ярости голосом заговорил Юра. — Если бы ты не числился официально придурком, я тебя тут же убил бы вот этим ножом.
Он вытащил свое оружие и помахал им перед носом оторопевшего Пиросмани. Поджигатель вырвался, отскочил на несколько шагов, закричал с такой силой, что проснулись, взлетели и шумно загалдели вороны, которые успели облюбовать себе клинику.
— Это все Автандил, Автандил! Он мне бензин принес, сказал: зажги, ведь это будет так здорово! Я не виноват…
И эхо, которое, как и вороны, тоже поселилось в здании, ответило: «Виноват… виноват…» Заслышав отзвуки своего голоса, Пиросмани ощерился гримасой и бросился наутек. Несколько раз он оглядывался, боясь, что Юра бросится его догонять…
* * *
Костя сновал по стадиону, перескакивая от одного клиента к другому. Похож он был одновременно на воробья и на доктора Айболита, которого нелегкая занесла к больным мартышкам. Если б Синицын очутился в безлюдной Антарктиде, то и там нашел бы себе занятие: к примеру, лечил пингвинов… Костя осматривал несчастных безумцев, записывая в блокнот фамилии и все их болячки. За этим занятием его и застал Юра. Они поздоровались как давние друзья и коллеги. Юра поведал свою печаль и встретил такое искреннее сочувствие, какое редко встречал в жизни.
— Держись, мой друг, и рассчитывай всегда на меня. Мы с тобой в этой жизни одинаково несчастны. Нам остается одно: делать что-то для тех, кто еще более несчастен, чем мы… Не пропадай только, пожалуйста. Я тебя поселю в санчасти. А вечером приходи, мне надо с тобой поговорить… Ладно?
Юрка горестно кивнул.