– Причитания моих приемных родителей настолько растрогали Небо, что оттуда спустился Гао Железное Око с теслом и буравом в руках. Он придал моей бесформенной сущности надлежащие очертания, и тогда почтенные старики увидели, что тело мое поросло рыжей шерстью, а зрачки квадратные…
Жихарь обхватил голову Лю Седьмого руками, а Яр–Тур пальцами расширил узкие глазки.
– Все верно – зеница словно игральная кость! – вздохнул Жихарь и отпустил голову рассказчика.
– Прошло три года, – продолжал Бедный Монах, – и я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Видя такую выдающуюся ученость, жители деревни собрали денег и отправили меня в столицу сдавать экзамен на звание чиновника. Уже тогда знал я наизусть восемьдесят три особенности и сто сорок четыре исключения, безошибочно излагал «Книгу о ненаписанном», сложил стихотворение «Пробираясь сквозь заросли конопли, забиваю косяк в ожидании друга»…
– Вы владеете искусством стихосложения?! – воскликнул пораженный Принц.
– С помощью скромных способностей достиг небесного совершенства, – поклонился Лю. – Среди титулов, которые стяжал недостойный, есть и звание Полководца Литературных Достижений.
– Тогда сказывай! – велел Жихарь. Лю Седьмой вскинул особым образом руки и возгласил:
Под горою Мышань Расцвела конопля молодая.
Дикий гусь пролетел, Устремляясь печально на Юг.
У заставы Хунань Я в беседке стоюу, ожидая, Не приедет ли с Запада Верный испытанный друг.
Мы бы выпили чашу Вина чужедальнего Юга И забили косяк Из пыльцы молодой конопли.
Но дорога пуста.
Ни врага там не видно, ни друга.
Только гусь одинокий И стонет, и плачет вдали!
Некоторое время восхищенные побратимы молчали, сопереживая гусю. Лю Седьмой осторожно спросил, поняли его друзья или нет.
– Конечно, добрый сэр Лю! Язык поэзии понятен во всем мире!
– Славная какая Чайная Страна! – похвалил незнакомую землю Жихарь. – У вас в одночасье и конопля цветет, и гуси на зиму улетают – здорово живете!
Только я одно не понял: какой такой косяк ты мечтал забить и куда?
– В глубокой древности, – распевно сказал Бедный Монах, – ни один мудрец или поэт не мог миновать конопляного поля, чтобы не забить косяк–другой.
Ныне обычай этот утрачен, ибо забыта самая его сущность. Некоторые пробовали, правда, прибивать мешочки с конопляной пыльцой к дверным косякам, но из этого ничего не вышло.
– Может быть, имелся в виду косяк гусей? – спросил Яр–Тур.
– Нет, – вздохнул чайнец. – Стихи слагают лишь про одинокого гуся.
– Да пусть себе летит, – отмахнулся Жихарь. – Ты рассказывай, что дальше–то было.