— Номера других частей я не знаю, — сказал наконец Ян Маленький. — А знаете, панна Люся, лучше вам не узнавать номера частей. Это очень опасно.
— Опасно? Да почему?…
Ян и сам не заметил, как назвал все номера частей, которые только знал. Когда он спохватился, было уже поздно. Тут, к его радости и удивлению, Люся сама поцеловала его в щеку.
Мог ли Ян Маленький знать, что Люсина мать, сидя на кровати за занавеской, записала все номера, названные Яном! Мог ли он знать, что Аня Морозова, проведя «разъяснительную работу» с Люсиной мамой, рассказала ей, почему Люся гуляет с поляком!
Вскоре Люся выпроводила гостя и, заперев за ним дверь, бросилась к матери за занавеску.
— Ура, мама! — ликующе воскликнула она, целуя мать. — Победа! Мы выполнили задание!
Утром по дороге в военный городок, куда они шли с тазами и ведрами стирать белье, Люся доложила Ане о первом успехе.
— Молодец, Люсек! Видишь, не боги горшки обжигают! Но это только начало!
— Что?! Нет уж! Это начало и конец! Сначала меня мать по щекам отхлестала — за то, что с басурманами путаюсь…
— Так я же все объяснила Анне Афанасьевне! Она у тебя вполне сознательная, в текущем моменте разбирается. Она ведь уже помогает тебе…
— А вчера мальчишки мне гадости кричали. Соседи плюются. Того и гляди, дверь дегтем вымажут. Им тоже все объяснишь?
— Эх, Люська! Сдрейфила?
— И вовсе я не сдрейфила!
— Ты же не меня подводишь, а партизан и летчиков наших!
— Ладно уж! — помолчав, со вздохом проговорила Люся. — Говори, что делать, Анька-атаман!
— Свидание своему кавалеру на сегодня назначила?
— Какой он мне кавалер?! — краснея, возразила Люся. — Мундир его видеть не могу. Ведь все это понарошку. Назначила, раз для дела нужно. — И, совсем смешавшись, тихо добавила: — А парень он вроде неплохой…
— Вечером, Люся, — чуть торжественно сказала Аня, — ты пустишь в ход наш главный козырь!…
Стоя в казарменном дворе поодаль от других прачек, Аня и Люся выжимали выстиранное белье. Люся была в смятении. У Ани был решительный вид.
— Нет, Аня! — тихо сказала Люся. — Не могу я так. Некрасиво как-то. Он с чистой душой… все, что знал, выложил, а мы его пыльным мешком из-за угла?…
— Припрешь его к стенке, вот и завербуем его!
— Неудобно, не смогу я…
— «Некрасиво», «неудобно»! А на Гитлера ишачить — удобно, красиво? Да ты что — влюбилась в него, что ли?!
— С ума я еще пока не сошла! У него фашистский знак на груди! Просто стыдно как-то…
— Стыдно?! Ты эти нежности брось! И помни — не такое время, чтобы амуры разводить. Сердце на замок, слышишь, Люська?