Мысль эта так успокоила Изю, что он впервые за свою жизнь заснул со счастливой улыбкой. Мысль была приятной на ощупь, она позволяла улыбаться, смеяться, подражать кавказцам, целоваться при встрече с друзьями и даже шутить с женщинами. Однако за этот туз червей он поплатился очень и очень дорого.
Впереди были экзамены и первый курс…
Итак, наш дорогой Изя легко и непринужденно поступил в институт и даже пытался учиться на тех кафедрах, где преподавателями были евреи. Он подходил к ним с видом заговорщика и заявлял, что он тоже еврей! При этом у него было такое выражение лица, как будто он признавался в тяжком грехе. Преподаватели в панике звонили дяде Вове, который их успокаивал, рассказывая, что у мальчика-де было тяжелое детство. Какое у него было тяжелое детство, мы уже знаем, а вот отрочество у него протекало явно с отклонениями. Семитская идея все больше овладевала его думами. Например, он как-то явился на кафедру биологии в кипе. Когда никто на это внимания не обратил, он начал возмущаться, что его резко дискриминируют по национальному признаку.
— Я имею право носить мою национальную одежду! — громогласным фальцетом заявил он преподавателю биологии.
Диланян, сидевший рядом, от хохота согнулся в три погибели, а милая и уважаемая доцент кафедры биологии недоуменно спросила:
— Что случилось, Изя? Вы заболели? Вам холодно? Когда же это чертово отопление включат…
— Мне не нравится, когда мне запрещают носить мою национальную одежду! Это дискриминация!
С Диланяном случилась тихая истерика:
— Изь… Ты бы повернулся затылком… Она же не видит твою гордую кипу!
Изя последовал этому совету, после чего милая и уважаемая доцент в недоумении выразилась в том смысле, что…
— Очень даже забавная шапочка. Некоторые вон вообще в чалмах приходят… Носите, Изя, все, что вашей душе угодно.
* * *
Нарушение его национального права быть дискриминированным по национальному же признаку выводило Изю из себя. Он постоянно напоминал всем, что лично он — еврей! И это звучит гордо. У наивного простака, большого и веселого человека Диланяна это вызывало всего лишь приступы интереса к семитам. И как-то он заикнулся, что евреи должны питаться кошерной пищей. Это стало идеей фикс Изи.
В столовке он возмутился отсутствием кошерной пищи.
— Что вы мне колбасу подсовываете? Я не ем свинину!
Продавщица, бабушка божий одуванчик откуда-то из российской глубинки, ласково посмотрела на него:
— Ну, не любишь, бери бутерброд с сыром, милок!
— А у вас сыр не кошерный! Наверняка ведь не кошерный!
— А чой это такое, милок? Поди, сыр такой заграничный?