– Твой, – сказала она, протягивая мне вибрирующий мобильник.
Я взял телефон, нажал кнопку.
– Саша, – послышался негромкий сосредоточенный голос, в сдерживаемых интонациях которого я узнал брата.
– Борис? – удивился я. Брат мне редко звонил. – Привет. Что-то случилось?
– Да… Мама в больнице, ты знаешь?
– Нет… я не знал…
– Там плохо, в общем. Ты сможешь приехать?
– А что с ней?
– Да… Сначала был инсульт. Теперь инфаркт. Дела, в общем, неважные. Она плохо говорит, почти никого не узнает.
– Да ты что… А… Конечно, я приеду. Сейчас только позвоню отцу.
– Он дома?
– Должен быть. Ну, приезжай.
– Конечно.
– До свидания.
– Конечно, Боря, пока…
– От тебя можно позвонить? – повернулся я к Инне.
– Что-то случилось?
– Да.
– Да ладно, сынок, не езжай, – бодро говорил мне отец по телефону. – Я был у мамы в больнице, врач сказал, что ее скоро выпишут, в общем, на поправку пошла, у тебя ведь работа, сынок…
– Ничего, я ненадолго. Сейчас у меня есть время.
– Перерыв между съемками?
– Да…
– Ну ладно, тогда давай, буду очень рад. Родной ты мой, хороший. Ты точно можешь приехать?
– Да, да, папуля…
Я вернулся в ванную, закрылся, включил воду, сел на край ванны. «Черт возьми! – говорил я, утирая слезы рукой. – Черт возьми, суки, боже…» Влага лезла у меня из носа и из горла, словно я простудился. Я бормотал какое-то бессвязное месиво из восклицаний. Казалось, из меня, как из мясорубки, лезут перекрученные спазмами внутренности. «Вот и дождался», – говорил я себе. Потом заметил, что стою в ванной, и футболка на мне теплая и мокрая. Говорят, кровь тоже теплая. Я снял футболку. Затем вылез из ванной, дождался, пока все из меня вытечет, вытерся полотенцем насухо. Голова была влажная, будто я искупался в море. Глаза красные – но немного, только чуть-чуть. На губах соль. «Вот и дождался… – горячо говорилось во мне. А ты как хотел? Вечности?»
Выйдя из ванной, я сказал, что поеду сегодня к родителям. Видимо, с матерью совсем плохо. Инна с тревожной серьезностью смотрела на меня, ходила вокруг, когда я одевался, и говорила, что да, конечно же, нужно ехать. Спрашивала, не нужны ли мне деньги. Я сказал, что у меня достаточно. Спросила, полечу ли я на самолете или поеду на поезде. Может, брат или отец звонили мне в Египет, после того как я зарыл в песок свой телефон? Впрочем, голос отца, поздравивший меня на автоответчике, сообщил, что мама приболела – сейчас-то я вспомнил. Был час дня, поезд уходит с Курского в четыре с чем-то. Думаю, она не умрет за это время. Так?
Я предчувствовал почти все, что произойдет со мной позже. Знаешь, я не очень рациональный человек, мама. Но ты знала и чувствовала это, хотя сама в жизни совсем другая. Что-то есть в тебе такое, отчего ты очень чувствуешь меня.