Адаптация (Былинский) - страница 36

И я подчинился. Я понял, что она сознательно сходит с ума и не стал ей мешать. Тем более что руки ее, мявшие меня, словно тесто, стали просто руками женщины, которую мое мужское тело начало жутко хотеть. Я задрал ей пальто вместе с платьем, дернул вниз колготки – они затрещали – и впился рукой в ее ягодицы: огромные, необъятные, словно два слепленных из теста земных шара. Прижимая ее к себе, склеенный с ней поцелуем, ее рукой на моем органе и своей на ее земных шарах, – я потащил ее, отталкиваясь одной ногой от асфальта, как во время быстрой езды на роликах, куда-то в сторону, в темноту. Как только мы оказались в коричневой темноте каменного забора, я вновь еще сильнее рванул ей платье, сдернул до колен колготки и погрузился двумя пальцами в мякоть ее влагалища, похожую на шероховатую, склизкую внутренность абрикоса. Она застонала, шире расставила ноги и начала с закрытыми глазами оседать. Мои пальцы поневоле выскользнули из нее. Влажной, сразу похолодевшей на воздухе рукой я стал расстегивать на джинсах ремень. Наташа сидела передо мной на корточках, разбросав в стороны колени, и расстегивала мне молнию на джинсах – я помогал ей. Она сразу же захватила вывалившийся наружу пенис своим большим горячим ртом. Поймала его, как ловит лягушка порхающую добычу. Натянула губы на него, как удав заглатывает лягушку. В нижней части моего живота возникло и начало подогреваться, бурлить озеро, поползло гейзером по кровеносным сосудам вверх, в голову, ошпарило мозги, кончики ушей, ребра. Мне казалось, мы находимся под водой, в горячем океане возле кипящего лавой вулкана. Вдруг вулкан взорвался – и горячая, липкая лава выломила дыру у меня между ног, рванула наружу. Я сжимал в кулаках ее волосы, которые, как водоросли, удерживали меня на плаву – иначе бы меня унесло. Поток спермы толчками выходил из меня, словно нескончаемый живой мост – и вливался в нее. Она жадно, закрыв глаза, глотала его, как кошка лакает воду из лужи в палящий полдень. Мост долго не кончался. Затем, как радуга, он стал меркнуть, утончаться и наконец иссяк, исчез. Наташа продолжала еще некоторое время с закрытыми глазами вылизывать губами остатки моста – до тех пор, пока я не взял ее руками за голову и не стал осторожно отрывать от себя. Она встала. С задумчивыми расширенными глазами, в которых плясали отблески огня – как в лампочке, которая искрит и гаснет, – она расстегнула свою сумочку, – у меня мелькнула дикая мысль, что она хочет со мной расплатиться, – и достала упаковку бумажных салфеток. Обтерев салфеткой губы, Наташа скомкала ее и бросила в темноту. Затем, держа свою сумку за ремень – так, что она почти касалась земли, медленно пошла вперед. Я пошел с ней рядом. Мы не смотрели друг на друга. Внезапно она произнесла нарастающим голосом – так, словно разговаривала сама с собой: