Тилли удивленно вскинула на него глаза.
— Узнали?
Ее завораживал взгляд его серо-голубых пылких глаз. Она едва уняла нервную дрожь в руках.
— Гарри очень точно описал вас.
— Но я давно не ношу косички, — промолвила Тилли, пытаясь говорить с иронией.
Питер тихо засмеялся:
— Я вижу, Робби наговорил вам всякой чепухи.
— Да, он долго развлекал меня воспоминаниями о брате.
— Не придавайте большого значения его словам. Мы все любим, болтать о своих сестрах и, когда им двенадцать лет, одинаково описываем их.
Тилли не стала разубеждать Питера и говорить ему о том, что описание Гарри относится к ее более позднему возрасту. В отличие от своих сверстниц, которые быстро взрослели и рано начали носить более женственные наряды, Тилли до шестнадцати лет сохраняла детскую угловатость. Да и теперь она смахивала на мальчика, хотя за последнее время фигура ее стала более женственной, чем Тилли страшно гордилась.
Ей должно было скоро исполниться двадцать лет, и она не желала вспоминать о том времени, когда у нее были худые ноги, острые локти и детские косички.
— И как же вам удалось узнать меня? — спросила Тилли.
Питер улыбнулся:
— А вы не догадываетесь?
Ах да, по волосам! Фамильная особенность Говардов… У Тилли, Гарри и старшего брата Уильяма была пышная ярко-рыжая шевелюра, присущая представителям их рода. Она так пламенела на солнце, что слепила окружающим глаза. Тилли считала цвет своих волос родовым проклятием, передающимся по наследству. Вероятно, один из их предков сильно нагрешил и в качестве наказания был отмечен особой меткой — невообразимым цветом волос.
— Дело не только в цвете волос, — как будто прочитав ее мысли, сказал Питер. — Вы очень похожи на брата. Губы, овал лица…
Он говорил с большой теплотой, стараясь сдерживать эмоции, и Тилли поняла, что Питер очень любил брата, что ему, как и ей, не хватает его.
Тилли едва не расплакалась от переполнявших ее чувств.
— Я… — Ее голос пресекся, и, к собственному ужасу, она вдруг всхлипнула. Это было явным нарушением правил хорошего тона. Тилли сделала над собой усилие, пытаясь сдержать эмоции.
Питер понял, что с ней происходит, и, взяв Тилли под руку, повернул спиной к гостям. Достав из кармана носовой платок, он протянул его ей.
— Спасибо, — пробормотала Тилли, промокнув носовым платком глаза. — Прошу прощения. Сама не знаю, что на меня нашло.
Питер понимал, что Тилли до сих пор скорбит о брате. Он тоже горевал о Гарри. Все, кто знал этого веселого молодого человека, тяжело переживали его смерть.
— Что привело вас в дом леди Нили? — спросил Питер, решив сменить тему разговора.